Все утро 22 июня 1941 года Константин Симонов писал стихи. До двух часов дня он не знал, что началась война. Он не подходил к телефону и не включал радио. Он не слышал и не мог слышать выступление Молотова, которое передавали в 12 часов 15 минут.
23 июня Симонов командирован в армейскую газета. Вечером того дня он в Наркомате обороны. Получил документы и обмундирование. В дневнике Симонов пишет: «Шинель была хорошо пригнана, ремни скрипели, и мне казалось, что таким я всегда буду. Не знаю, как другие, а я в эти первые два дня настоящей войны был наивен, как мальчишка».
Уже известному поэту, драматургу и журналисту Константину Симонову в 1941 году двадцать пять лет. Симонов ведет дневник все годы войны. Это не частое явление. Дневники на фронте, особенно в первую половину войны, запрещены. Симонов знает об этом, дневник хранит в сейфе у главного редактора газеты «Красная звезда», своего друга Давида Ортенберга.
В 1943 году секретарь Московского комитета партии Щербаков закажет Симонову сценарий фильма о Москве 1941 года. Симонов хотел, чтобы фильм ставил режиссер Пудовкин. Он дал Пудовкину почитать свой дневник 1941 года. Пудовкин сказал, что специальный сюжет не нужен, он будет делать фильм на основе симоновских дневников. Они вместе написали сценарий, назвали его «На старой Смоленской дороге». Сценарий в высоких инстанциях зарубили.
В начале 60-х к дневниковым записям, составившим книгу «100 суток войны», Симонов напишет комментарии. В них будет дополнительная информация. Они отразят более поздние симоновские взгляды. Дневник5овый текст Константин Симонов оставит неизменным. Эмоциональным и кинематографичным. Из первых рук первые дни и месяцы большой войны.
24 июня Симонов уезжает из Москвы в Минск. В Москве вечером абсолютно темно. На вокзале где – то горят синие лампочки. Симонов пишет: «Первые признаки неразберихи и беспорядка. Черный вокзал, толпы людей, непонятно, когда, куда и какой идет поезд. Какие – то решетки, через которые не пускают. Вагоны в поезде на Минск неизвестно почему дачные».
Симонов продолжает: «В вагоне ехали главным образом командиры, возвращавшиеся из отпусков. Казалось, что половина Западного округа была в отпуску. Я не понимал, как это случилось. Впрочем, не понимаю этого и до сих пор». 26 июня он сошел с поезда в городе Борисове. Дальше, к Минску, поезда уже не идут.
Симонов пишет: «Три часа метались по городу в поисках какой – нибудь власти. После долгих поисков мы с артиллерийским капитаном поймали пятитонку и поехали по Минскому шоссе искать хоть какое- нибудь начальство.
Над городом крутились самолеты. Была отчаянная жара и пыль. Возле госпиталя я увидел первых мертвых. Они лежали на носилках и без носилок.
По дороге шли какие – то войска и машины. Одни в одну сторону, другие – в другую. Ничего нельзя было понять. Поехали обратно в город. Немецкие самолеты гонялись за машинами. Я плюхнулся в пыль, в придорожную канаву. В городе уже была паника. По городу шли и бежали неизвестно куда какие – то люди. За городом по пыльной дороге на восток шли машины. Двигались пешком люди. Теперь все направлялись только в одну сторону – на восток.

С запада на восток вдоль дороги шли женщины, дети, старики, девушки с маленькими узелками. А навстречу с востока на запад шли гражданские молодые мужчины. Они шли на свои призывные пункты, мобилизованные, не хотевшие, чтобы их сочли дизертирами, и в то же время ничего не знавшие, не понимавшие, куда они идут. Их вели вперед чувство долга и неверие в то, что немцы могут быть здесь, так близко.
Перед мостом стоял совершенно растрепанный человек с двумя наганами в руках. Он останавливал людей и машины и, грозя застрелить, кричал истерическим голосом, что он – политрук Петров – должен остановить здесь армию, и он остановит ее и будет убивать здесь всех, кто попробует отступить. Люди равнодушно ехали и шли мимо него.
В соседнем лесу все кишело народом. Большей частью это были командиры и красноармейцы, ехавшие из отпусков обратно в части. Людей делили на роты и батальоны и отправляли занимать оборону вдоль берега реки Березина. Немцы с воздуха вскоре обнаружили это скопление людей и начали обстреливать лес из пулеметов. Мы ложились, прижимались головами к тощим деревьям. Нас было удобно расстреливать. Несколько человек рядом со мной были ранены – все в ноги. Как лежали в ряд – таки пересекла их пулеметная очередь.
Этот расстрел продолжался до поздней ночи. Было уже все равно. Оставалось только полное недоумение перед всем, что делается кругом. И еще казалось, что это все случайность, просто какой – то прорыв, что впереди и сзади войска, которые придут и все поправят. Ночью опять был обстрел с воздуха. А с земли все, кто из чего, стреляли в небо, «в Божий свет, как в копеечку».
Потом, когда выбрались на дорогу, наткнулись на группу из четырех человек, которые требовали документы у человека в штатском. Он отвечал, что документов у него нет. Они опять требовали, тогда они крикнул: «Документы вам? Гитлера ловите! Все равно вам его не поймать!» Военный молча вынул наган и выстрелил. Штатский согнулся и упал. Не знаю, может быть, это и был агент, диверсант, но скорее всего – просто какой – нибудь мобилизованный, доведенный до отчаяния в поисках своего призывного пункта. Тысячи людей из остановленных и разбомбленных поездов продирались ы в эти дни к призывным пунктам».
Едва застреленный упал, рядом разорвалась бомба. Через мгновение Симонов увидел: рядом с ним лежал застреленный и почти на нем убитый осколком военный. Больше никого не было, все разбежались.
Утром неподалеку рыли окопы и щели. Симонову как на старшего указали на корпусного комиссара Сусайкова. Это был молодой небритый человек в надвинутой на глаза пилотке, в красноармейской шинели и с лопатой в руках. Симонов спросил, где редакция газеты, потому что он писатель и направлен в армейскую газету.
Сусайков посмотрел на Симонова отсутствующим взглядом и сказал равнодушно: «Разве не видите, что делается? Какая газета?» Симонов сказал, что ему надо явиться в штаб фронта. Сусайков не знал, где штаб фронта. И вообще он ровно ничего не знал, так же как и все находившиеся с ним в этом лесу.
Это 28 июня. Минск оставлен войсками Западного фронта. Симонов, корреспондент «Известий», командирован в армейскую газету 3-й армии Западного фронта. Но эта 3-я, так же как и 4-я, и 10-я армия, уже окружена юго – западнее Минска.
Вспоминает командир партизанского отряда, белорусский писатель Алексей Карпюк, живший в июне 1941 года в деревне у шоссе Белосток – Волковыск – Слоним: «На шоссе оставались советские танки – целенькие, покрашенные свежей крской, с исправными моторами, пулеметами и пушками. Немцы на их бортах аккуратно вывели номера. У границы стоял танк под номером 1, на расстоянии девяноста километров от него – танк под номером 500». Танкисты без танков отступают вместе с пехотой. Связи в войсках нет. Управление потеряно. На дорогах толпы людей. Это первый большой котел. 330 тысяч пленных советских солдат и офицеров. Из дневника командующего группой армий «Центр» генерала фон Бока: « 23.06.41. Сообщают о многочисленных случаях самоубийства русских офицеров, пытавшихся избежать плена».
В это время в Москве, на Белорусском вокзале, откуда уходят на фронт эшелоны, уже звучит «Священная вона» Сообщения о боевых действиях – в газетных сводках Совинформбюро, которое создано 24 июня.
Симонов в комментариях к дневнику пишет: «Сводки Информбюро в тот период значительно отставали от молниеносно разворачивающихся событий».
Наиболее характерная формировка: «Бои идут на таком – то направлении». Скажем, на Минском или Бобруйском направлении. Термин «направление» расплывчат. Он дает только общее географическое представление о глубине нанесенного нам удара. Тогда, в конце июня 1941 –го, словечко «направление» на фронте произносили с едкой иронией, маскирующей отчаяние.
После войны Симонов напишет: «Если бы избрать тогда иную терминологию, то все наши сводки в любой из дней состояли бы из доводящего до отчаяния списки десятков потерянных городов и тысяч населенных пунктов».
3 июля в сводке Совинформбюро проскакивает ремарка: « Враг не выносит штыковых ударов наших войск» На самом деле вот это и есть информация. В нескольких словах истинная картина отчаянных боев, когда, кроме как идти в штыковую, ничего не остается.
Симонов уже неделю в поисках штаба Западного фронта. Перемещается на попутных машинах.
Воронки от бомб – в стороне от дороги, за телеграфными столбами. Беженцы пробирались там, стороной, и немцы, приспособившись к этому, бомбили как раз по сторонам дороги. Вот вдоль дороги и лежали трупы. Саму дорогу немцы не портили: они собирались идти быстро и беспрепятственно.
Повсюду еврейские беженцы из – под Белостока, из – под Лиды, из сотен еврейских местечек. Симонов пишет: «Шли старики, которых я никогда не видел, с пейсами и бородами, в картузах прошлого века. Шли усталые, рано постаревшие еврейские женщины. И дети, дети, дети. Детишки без конца».
Штаб Западного фронта в тот момент находился под Могилевом, в лесу, в палатках. Некоторые отделы штаба размещались прямо на грузовиках. Здесь Симонов видел маршалов Ворошилова и Шапошникова. Они приехали в лес на длинном черном «паккарде». Ворошилов лично допрашивал сбитого немецкого летчика.
Симонов пишет: «Это был первый немец, которого я видел на войне. Этот первый немец был событие. Все толпились вокруг него». Он был сбит у Могилева. У него был компас. И он пошел на восток. Из его объяснений стало ясно, что на шестой день войны немцы должны были взять Смоленск. И этот фельдфебель, твердо веруя в этот план, шел к Смоленску.
Далее Симонов пишет: «Настроение было отчаянное. По – прежнему, все было непонятно. Радио сообщало о сдаче небольших городков на границе – о Минске не упоминалось. Говорили о взятии Ковно и Белостока. Между тем в Могилеве говорили, что бои уже идут под Бобруйском. Было такое ощущение, что впереди, на западе, дерутся наши армии, а между ними и остальными нашими войсками находятся немцы».
Так и было на самом деле. Только с той разницей, что наши армии на западе были окружены и выходили частями. После страшных поражений на границах в первые два дня войны было решено не поддерживать всех, кто остался, не помогать окруженным частям, не бросать на съедение новые дивизии. Симонов продолжает6» Решили оставить всех там, впереди, на произвол судьбы, драться и умирать, а из всего, что было в тылу, по Днепру и Березине организовать новую линию обороны. Если бы не это, немцы действительно за 6 недель дошли бы до Москвы».
Вокруг Могилева повсюду роют. Вся Могилевщина и вся Смоленщина изрыта окопами и рвами. Немцы их потом спокойно пройдут.
Симонов работает в газете в Могилеве. Он часто сам развозит газеты в те части, которые может найти. По дороге по одному, по два попадаются грязные, оборванные люди, совершенно потерявшие военный вид. Это окруженцы. На проселочной дороге Симонова останавливает невесть откуда взявшийся милиционер. Он спрашивает, что ему делать с этими бредущими одиночками: «Отправлять их куда – нибудь или собирать вокруг себя?» Симонов говорит, чтобы он собирал их до тех пор, пока не появится какой – нибудь командир. Милиционер остается на дороге. Рядом на обочине сидят двое, вырвавшиеся из окружения.
В тот же вечер в политическом отделе штаба фронта Симонов прочел речь Сталина, записанную на слух радистами. Это было сталинское обращение к народу 3 июля, начинавшееся знаменитыми словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои»,
В дневнике Симонов комментирует выступление Сталина. Первое – эта речь давала понять, что немцами захвачена огромная территория и что опасность крайняя. В сводках Совинформбюро об этом не говорилось. «Теперь – пишет Симонов – стало легче оттого, что это было сказано вслух. Второе – мы поняли, что наши надежды, что где –то готовится могучий удар, что немцев погонят не сегодня, так завтра, - мы поняли, что это не более чем плоды фантазии. И надо забыть, что мы слишком долго готовились к другому, к победоносному началу войны».
Симонов пишет в дневнике 1941 года: «Слово «друзья мои» в сталинской речи, помню, тогда тронули до слез». Сталин в том июльском обращении произносит: «Враг ставить своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма». Сталин все еще живет в эпохе 20 – 30х, где успешно работали штампы классовой борьбы. А люди уже живут в эпоху Отечественной войны. И вся предыдущая жизнь отныне и навсегда для них будет называться просто и емко – «до войны». Сталин этого еще не чувствует, он не поспевает за народом, от которого впервые зависит его личная судьба и к которому именно поэтому он впервые обращается «друзья мои».
И когда он в обращении говорит, что советский народ теперь должен отказаться от беспечности и благодушия, это излишне. Война и без Сталина вовсю учит советских людей, а вернее, тех из них, кто не погиб тогда, в первые ее дни и недели.
Через 200 лет в комментарии к дневнику 1941 года Симонов продолжает тему «Сталин в начале войны». Все прошедшие годы ему не дает покоя вопрос: почему Сталин не желал верить, что война начнется летом 1941 года? «Я допускаю, 0 пишет Симонов, - что Сталин считал, что с ним, с исторической фигурой такого масштаба, Гитлер не посмеет решиться на то, что он решился раньше с другими».
В случае со Сталиным сказалось разлагающее личность влияние неограниченной власти. Он мнил себя способным планировать историю.
«Другой вопрос, продолжает Симонов, - что даже в самых сложных условиях существует еще и ответственность общества, когда оно поручает власть в руки одного человека. Нельзя забывать о нашей ответственности за то положение, которое занял этот человек».
Именно этот симоновский комментарий – главная причина запрета на публикацию его дневников 1941 года под названием «100 суток войны». Они должны были увидеть свет в журнале «Новый мир» в 19666 году. «100 суток» напечатаны не будут.
Из секретной докладной записки начальника Главлита Охотникова в ЦК КПСС: «При контроле сентябрьского и октябрьского номеров журнала «Новый мир» было обращено внимание на содержание записок К. Симонова и комментарии автора к ним». Далее в форме доноса четко излагается суть симоновских антисталинских комментариев. Докладная заканчивается словами «произведение снято из номера». И это несмотря на то, что Симново в то время обладатель одного из самых громких имен в советской литературе. Его стихи знают не только по книгам. Всю войну они публикуются в газетах. Это невероятная известность. В 1966 году по поводу своей книги «100 суток войны», которую считал лучшей, Симонов рискнул обратиться в высочайшую партийную инстанцию. Он не получил не только поддержки, но и вообще какого – либо ответа.
Годом раньше, в 1965 – м, к 20 – летию Победы, Симонов делал доклад на пленуме Правления Московской писательской организации. 1965 год, первый год после Хрущева, - это начало ресталинизации, тихое возвращение Сталина на позиции, отнятые было у него ХХ съездом партии. Симонов в этом году с трибуны говорит о сталинских репрессиях в армии с точки зрения их прямого влияния на неподготовленность страны к войне.
Симонов говорит: «Нет, нельзя, все сводить к изменам нескольких расстрелянных военачальников. Вслед за ними погибли тысячи и тысячи, составлявшие цвет армии. И не просто погибли, а в сознании большинства ушли с клеймом изменников родины. Но речь идет не только о тех, кто ушел. Надо помнить, что творилось в душах людей, оставшихся служить в армии».
Система подозрений, обвинений, арестов и расстрелов живет вплоть до самой войны. Такова атмосфера накануне войны с фашистской Германией.
Симонов говорит: «Сталин оставался верным той маникальной подозрительности по отношению к своим, которая в итоге обернулась потерей бдительности по отношению к врагу. Главная вина его перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки компетентных людей не имеют возможности доказать главе государства масштаб опасности.
Только обстановкой чудовищного террора и его многолетней отрыжкой можно объяснить нелепые предвоенные распоряжения».
В июне, июле 1941 года Симонов на фронте встречает людей, вернувшихся в армию накануне войны. Из их числа комкор Петровский, чей корпус стоит в эти дни на берегу Днепра. После войны Симонов прочитает июльские приказы Петровского. Они свидетельствуют о трезвости в оценках обстановки, спокойствии и самостоятельности в эти тяжелейшие дни. В 1941 –м Комкор Петровский соответствует служебной характеристике, полученной еще в 1925 году: «Обладает сильной волей, решительностью». Военное дело знает и любит его».
В том же самом месте, где Симонов встретил Петровского, потом в его романе «Живые и мертвые» будет ждать боя Федор Федорович Серпилин, арестованный в 1937 –м, получивший 10 лет лагерей, а потом неожиданно отпущенный. Перед рассветом, лежа на охапке сена, Серпилин будет думать: «Спрашивается, кому же перед войной понадобилось лишать армию таких людей, как он, Серпилин? Какой в этом смысл?» Время заключения в сознании Серпилина было прежде всего бездарно потерянным временем. «Вспоминая теперь, на войне, эти пропащие четыре года, он скрипел от досады зубами».
Серпилин - самый яркий герой главного симоновского романа. Но Симонов встречал других людей, попавших на фронт после лагеря. И о них тоже писал. Эти, другие, лично бесстрашны перед врагом. Но после ареста и заключения беспомощны и безответны перед вышестоящим начальством.
На командирских должностях они не способны на решения, чем губят и губят солдатские жизни. Их было много таких, изуродованных лагерем. В повести «Пантелеев» Симонов даст такому человеку пустить себе пулю в лоб. В реальной жизни 1941 года его прототип пошел под трибунал. Симонов за повесть с таким действующим лицом подвергся критике с явными намеками на авторскую неблагонадежность.

К Симонову в Могилев приезжает бригада из «Известий». В ее составе поэт Сурков и фотокорреспондент Трошкин. Они на новенького на фронте. Симонов в это время уже отчетливо формулирует свои впечатления первых двух недель войны: «У меня было такое чувство, что уже ничего тяжелее в жизни я не увижу. Мне и сегодня кажется, что так оно и есть».
Он написал об этих двух неделях письмо домой. Когда уже. Когда уже сложил письмо вместе с другими журналистскими материалами, чтобы отправить в Москву, вдруг передумал. Не отправил письмо, порвал.
Одна из последних известинской бригады – в Смоленск.
«По дороге усталые и пыльные, - пишет Симонов, - заехали в какую – то деревушку, зашли в избу. Изба оклеена старыми газетами. В рамочках фотографии из журналов. В углу – божница. На широкой лавке сидит старик, одетый во все белое – в белую рубаху и белые порты, - с седою бородой.
Старуха усадила нас на лавку рядом со стариком и стала поить молоком. Зашла соседка. Старуха у нее спросила:
- А Дунька все голосит?-
- Голосит, - сказала соседка.
- У нее парня убили, - объяснила старуха.
Вдруг открылась дверь, и мы услышали, как в соседнем дворе пронзительно кричит женщина. Старуха сказала:
- Все у нас на войне. Все сыны на войне, и внуки на войне. А сюда скоро немец придет, а?
-Не знаем, - сказали мы, хотя чувствовали, что скоро.
А старик все сидел и молчал. И мне казалось, что если бы он мог, то он умер бы, вот сейчас, глядя на нас, людей, одетых в красноармейскую форму, и не дожидаясь, пока в его избу придут немцы. А что они придут сюда – мне по его лицу казалось, что он уверен. Он качал своей столетней головой, как будто твердил6 «Да, да, придут, придут».
Симонов в дневнике пишет» Я потом написал об этом в стихотворении и посвятил его Алеше Суркову.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
На дорогах женщины поили нас молоком, крестили и, как – то сразу перестав стесняться, что мы военные и партийные, говорили нам; Спаси вас, Господи», «Пусть вам Бог поможет» - и долго смотрели нам вслед».
Это - дневник, а это – стихи:
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди...
172 –я дивизия, которая обороняла Могилев, стояла на западном берегу Днепра. Дивизионный комиссар сказал Симонову, что лучше всего у него в дивизии дерется полк Кутепова. Разговор об этом шел ночью. Ночью же Симонов с фотокором Трошкиным и выехали к Кутепову. Это была ночь 14 июля.
Два дня до этого – 12 и 13 июля – у Кутепова шел бой. 12 – го на кутеповский полк шли танки генерала Модели. Танки с открытыми люками, из которых по пояс торчали немецкие офицеры. За танками – пехота с засученными рукавами. Танки шли по ржаному полю.
Кутеповцы уничтожат 39 танков. Это самый ожесточенный и самый результативный бой в ходе обороны Могилева. На следующий день, 13 – го, немцы предпримут психическую атаку. Их пехота пойдет стройными колонными с развернутыми знаменами. Из этих колонн уцелеют немногие.
Ночью, после отражения психической атаки, 45-летний Кутепов рассказывает Симонову о происшедшем с мальчишеским задором. «Вот говорят: танки, танки. А мы их бьем. Если пехота решила не уходить, то никакие танки с ней ничего не смогут сделать, можете мне поверить. Вон там их танк стоит. Вот куда дошел, а все – таки ничего у них не вышло».
14 июля фотокорреспондент «Известий» Трошкин снимает подбитые немецкие танки на глазах у немцев. Он вытаскивает из танка немецкий флаг, заставляет красноармейцев залезть на танк, снимает их на танке, рядом с танком, с флагом и без флага. Симонов пишет6 «Он вообще окончательно обнаглел». Потом Трошкин фотографирует командира батальона капитана Гаврюшина, лет тридцати, три дня не бритого, со свалившимися под фуражкой волосами. На лице у Гаврюшина странное выражение готовности еще сутки вести бой, и в то же время – готовность уснуть в любую секунду. Война – это очень тяжелая работа.
12 июля бой шел 14 часов подряд, 13 июля – 10 часов. Но ожидание боя тяжелее самого обя, многие не выдерживают. Бегут. Их ловят. Трибунал. Расстрел.
Трошкин, перед тем как фотографировать Гаврюшина, заставляет его надеть через плечо автомат, вместо фуражки – каску. «Это амуниция на редкость не идет капитану, как она обычно не идет людям, сидящим на передовой», - пишет Симонов.
Легендарный фотограф Павел Трошкин работал на трех войнах: боях на Халхин-Голе, Финской войне и на фронтах Великой Отечественной. Фотокорреспондент газеты «Известия» снимал великие битвы и затяжные обороны, он оставил после себя уникальные кадры и умер, не дожив до победы всего полгода.
Павел Трошкин родился в 1909 году в Симферополе, но вскоре вся семья переехала в Москву. Шестнадцатилетним парнем Павел пришел на работу в типографию газеты «Известия», а уже через несколько лет начал работать в фотоотделе редакции. В 1936 году Павел Артемьевич Трошкин стал специальным фотокорреспондентом «Известий».
С первого дня Великой Отечественной войны Павел Трошкин работал на фронте. Он снимал оборону Москвы, Сталинградскую и Курскую битвы, сражения в Крыму, освобождение Украины.
Во время обороны Сталинграда фотограф снимал уличные бои. Рискуя жизнью, проявлял пленку в машине, а после мчался в корпункт, чтобы отправить негативы в Москву, в очередной номер газеты.
Константин Симонов писал о Павле Трошкине: «В моей памяти он сохранился человеком сильным, упрямым и до такой степени необузданным в своей работе, что с ним было опасно ездить. Когда ему надо было непременно что-то снять, он не отступал от своего намерения ни при каких обстоятельствах… Остался в моей памяти облик, пожалуй, самого бесстрашного из всех наших фотокорреспондентов».
Павел Артемьевич Трошкин погиб под Ивано-Франковском в сентябре 1944 года. Ему было всего 35 лет.
В 1941 – м снимал Трошкин и командира роты Хоршева, такого молодого, что было странно, что вчера он дрался до последнего патрона и потерял половину роты.
14 июля здесь, на Буйничском поле, тишина. Работает немецкая похоронная команда. Кутеповцы не мешают. Большой участок в несколько гектаров на нейтральной полосе покрывается березовыми крестами над немецкими могилами. В ночь с 12 –го на 13 –е во время передышки между боями, наши и немецкие похоронные команды работали вместе.
14 июля полковник Кутепов говорит Симонову: « Мы так уж решили тут между собой: чтобы там кругом не было, кто бы там ни отступал, а мы стоим вон тут, у Могилева, и будем стоять, пока живы».
После войны в комментарии к дневникам 1941 года Симонов будет много раздумывать о том, что было целесообразнее – стоять насмерть или отступать, отводить войска, избегая окружений. Но мы были катастрофически не готовы и к спланированному, организованному отступлению. Симонов пишет: «Меры нашей неподготовленности к войне была так велика, что мы не можем при воспоминаниях о тех днях освободить свой лексикон от такого тяжелого слова как «бегство», или, употребляя солдатское выражение того времени, - «драп».
И сейчас, при самой трезвой оценке всего, что происходило, мы должны снять шапки перед памятью тех, кто до конца стоял в жестоких оборонах и насмерть дрался в окружениях, обеспечивая возможность отрыва от немцев, выхода из мешков и котлов другим частям, соединениям и огромной массе людей, группами и в одиночку, прорывавшихся через немцев к своим».
Героизм тех, кто стоял насмерть, вне сомнений. Если бы страну честно и грамотно готовили к реальной войне, этот героизм принес бы несравнимо большие результаты.
У ополченцев под Могилевом – одна винтовка на троих. Топор, вилы, лопата также считается оружием.
Начальник Главного политического управления Советской армии Епишев 19 ноября 1966 года напишет по поводу книги Симонова « 100 суток войны»: «Новая книга К. Симонова является глубоко ошибочной, недостойной советского писателя, она может нанести серьезный вред патриотическому воспитанию нашей молодежи, искаженно показывая подвиг нашего народа во имя защиты завоеваний Октября». Симонов перед смертью завещает развеять свой прах на том поле, где в июле 1941 –го насмерть стоял полковник Кутепов.
И Кутепов, и Гаврюшин, и Хоршев погибнут в окружении. Немцы пойдут на Смоленск и возьмут его в самом конце июля. Симонов в это время будет несколько дней в Москве. Он переходит из «Известий» в «Красную звезду».
А впереди долгие месяцы и годы войны…

вЩМП УПМОЕЮОПЕ ХФТП. рПМФПТБУФБ ЮЕМПЧЕЛ, ПУФБЧЫЙИУС ПФ УЕТРЙМЙОУЛПЗП РПМЛБ, ЫМЙ ЗХУФЩНЙ МЕУБНЙ ДОЕРТПЧУЛПЗП МЕЧПВЕТЕЦШС, УРЕЫБ РПУЛПТЕК ХДБМЙФШУС ПФ НЕУФБ РЕТЕРТБЧЩ. уТЕДЙ ЬФЙИ УФБ РСФЙДЕУСФЙ ЮЕМПЧЕЛ ЛБЦДЩК ФТЕФЙК ВЩМ МЕЗЛП ТБОЕО. рСФЕТЩИ ФСЦЕМПТБОЕОЩИ, ЛПФПТЩИ ЮХДПН ХДБМПУШ РЕТЕФБЭЙФШ ОБ МЕЧЩК ВЕТЕЗ, НЕОССУШ, ОЕУМЙ ОБ ОПУЙМЛБИ ДЧБДГБФШ УБНЩИ ЪДПТПЧЩИ ВПКГПЧ, ЧЩДЕМЕООЩИ ДМС ЬФПЗП уЕТРЙМЙОЩН.

оЕУМЙ Й ХНЙТБАЭЕЗП ъБКЮЙЛПЧБ. пО ФП ФЕТСМ УПЪОБОЙЕ, ФП, ПЮОХЧЫЙУШ, УНПФТЕМ ОБ УЙОЕЕ ОЕВП, ОБ ЛБЮБЧЫЙЕУС ОБД ЗПМПЧПК ЧЕТИХЫЛЙ УПУЕО Й ВЕТЕЪ. нЩУМЙ РХФБМЙУШ, Й ЕНХ ЛБЪБМПУШ, ЮФП ЧУЕ ЛБЮБЕФУС: УРЙОЩ ОЕУХЭЙИ ЕЗП ВПКГПЧ, ДЕТЕЧШС, ОЕВП. пО У ХУЙМЙЕН РТЙУМХЫЙЧБМУС Л ФЙЫЙОЕ; ЕНХ ФП ЮХДЙМЙУШ Ч ОЕК ЪЧХЛЙ ВПС, ФП ЧДТХЗ, РТЙДС Ч УЕВС, ПО ОЙЮЕЗП ОЕ УМЩЫБМ, Й ФПЗДБ ЕНХ ЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ПЗМПИ, - ОБ УБНПН ЦЕ ДЕМЕ ЬФП РТПУФП ВЩМБ ОБУФПСЭБС ФЙЫЙОБ.

ч МЕУХ ВЩМП ФЙИП, ФПМШЛП РПУЛТЙРЩЧБМЙ ПФ ЧЕФТБ ДЕТЕЧШС, ДБ УМЩЫБМЙУШ ЫБЗЙ ХУФБМЩИ МАДЕК, ДБ ЙОПЗДБ РПЪЧСЛЙЧБМЙ ЛПФЕМЛЙ. фЙЫЙОБ ЛБЪБМБУШ УФТБООПК ОЕ ФПМШЛП ХНЙТБАЭЕНХ ъБКЮЙЛПЧХ, ОП Й ЧУЕН ПУФБМШОЩН. пОЙ ФБЛ ПФЧЩЛМЙ ПФ ОЕЕ, ЮФП ПОБ ЛБЪБМБУШ ЙН ПРБУОПК. оБРПНЙОБС П ЛТПНЕЫОПН БДЕ РЕТЕРТБЧЩ, ОБД ЛПМПООПК ЕЭЕ ЛХТЙМУС РБТПЛ ПФ ПВУЩИБЧЫЕЗП ОБ ИПДХ ПВНХОДЙТПЧБОЙС.

чЩУМБЧ ЧРЕТЕД Й РП УФПТПОБН ДПЪПТЩ Й ПУФБЧЙЧ ыНБЛПЧБ ДЧЙЗБФШУС У ФЩМПЧЩН ПИТБОЕОЙЕН, уЕТРЙМЙО УБН ЫЕМ Ч ЗПМПЧЕ ЛПМПООЩ. пО У ФТХДПН РЕТЕДЧЙЗБМ ОПЗЙ, ОП ЫЕДЫЙН ЧУМЕД ЪБ ОЙН ЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ЫБЗБЕФ МЕЗЛП Й ВЩУФТП, ХЧЕТЕООПК РПИПДЛПК ЮЕМПЧЕЛБ, ЪОБАЭЕЗП, ЛХДБ ПО ЙДЕФ, Й ЗПФПЧПЗП ЙДФЙ ЧПФ ФБЛ НОПЗП ДОЕК РПДТСД. ьФБ РПИПДЛБ ОЕМЕЗЛП ДБЧБМБУШ уЕТРЙМЙОХ: ПО ВЩМ ОЕНПМПД, РПФТЕРБО ЦЙЪОША Й УЙМШОП ХФПНМЕО РПУМЕДОЙНЙ ДОСНЙ ВПЕЧ, ОП ПО ЪОБМ, ЮФП ПФОЩОЕ, Ч ПЛТХЦЕОЙЙ, ОЕФ ОЙЮЕЗП ОЕЧБЦОПЗП Й ОЕЪБНЕФОПЗП. чБЦОП Й ЪБНЕФОП ЧУЕ, ЧБЦОБ Й ЪБНЕФОБ Й ЬФБ РПИПДЛБ, ЛПФПТПК ПО ЙДЕФ Ч ЗПМПЧЕ ЛПМПООЩ.

хДЙЧМССУШ ФПНХ, ЛБЛ МЕЗЛП Й ВЩУФТП ЙДЕФ ЛПНВТЙЗ, уЙОГПЧ ЫЕМ УМЕДПН ЪБ ОЙН, РЕТЕЧЕЫЙЧБС БЧФПНБФ У МЕЧПЗП РМЕЮБ ОБ РТБЧПЕ Й ПВТБФОП: Х ОЕЗП ВПМЕМЙ ПФ ХУФБМПУФЙ УРЙОБ, ЫЕС, РМЕЮЙ, ВПМЕМП ЧУЕ, ЮФП НПЗМП ВПМЕФШ.

уПМОЕЮОЩК ЙАМШУЛЙК МЕУ ВЩМ ЮХДП ЛБЛ ИПТПЫ! ч ОЕН РБИМП УНПМПК Й ОБЗТЕФЩН НИПН. уПМОГЕ, РТПВЙЧБСУШ ЮЕТЕЪ РПЛБЮЙЧБАЭЙЕУС ЧЕФЛЙ ДЕТЕЧШЕЧ, ЫЕЧЕМЙМПУШ ОБ ЪЕНМЕ ФЕРМЩНЙ ЦЕМФЩНЙ РСФОБНЙ. уТЕДЙ РТПЫМПЗПДОЕК ИЧПЙ ЪЕМЕОЕМЙ ЛХУФЙЛЙ ЪЕНМСОЙЛЙ У ЧЕУЕМЩНЙ ЛТБУОЩНЙ ЛБРЕМШЛБНЙ СЗПД. вПКГЩ ФП Й ДЕМП ОБ ИПДХ ОБЗЙВБМЙУШ ЪБ ОЙНЙ. рТЙ ЧУЕК УЧПЕК ХУФБМПУФЙ уЙОГПЧ ЫЕМ Й ОЕ ХУФБЧБМ ЪБНЕЮБФШ ЛТБУПФХ МЕУБ.

"цЙЧЩ, - ДХНБМ ПО, - ЧУЕ-ФБЛЙ ЦЙЧЩ!" уЕТРЙМЙО ФТЙ ЮБУБ ОБЪБД РТЙЛБЪБМ ЕНХ УПУФБЧЙФШ РПЙНЕООЩК УРЙУПЛ ЧУЕИ, ЛФП РЕТЕРТБЧЙМУС. пО УПУФБЧЙМ УРЙУПЛ Й ЪОБМ, ЮФП Ч ЦЙЧЩИ ПУФБМПУШ УФП УПТПЛ ЧПУЕНШ ЮЕМПЧЕЛ. йЪ ЛБЦДЩИ ЮЕФЩТЕИ, РПЫЕДЫЙИ ОПЮША ОБ РТПТЩЧ, ФТПЕ РПЗЙВМЙ Ч ВПА ЙМЙ ХФПОХМЙ, Б ПУФБМУС Ч ЦЙЧЩИ ФПМШЛП ПДЙО - ЮЕФЧЕТФЩК, Й УБН ПО ФПЦЕ ВЩМ ФБЛЙН - ЮЕФЧЕТФЩН.

йДФЙ Й ЙДФЙ ВЩ ФБЛ ЧПФ ЬФЙН МЕУПН Й Л ЧЕЮЕТХ, ХЦЕ ОЕ ЧУФТЕЮБСУШ У ОЕНГБНЙ, ЧЩКФЙ РТСНП Л УЧПЙН - ЧПФ ВЩМП ВЩ УЮБУФШЕ! б РПЮЕНХ ВЩ Й ОЕ ФБЛ? оЕ ЧУАДХ ЦЕ ОЕНГЩ, Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ, ДБ Й ОБЫЙ, ЧПЪНПЦОП, ПФУФХРЙМЙ ОЕ ФБЛ ХЦ ДБМЕЛП!

ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, ЛБЛ ЧЩ ДХНБЕФЕ, НПЦЕФ ВЩФШ, ДПКДЕН УЕЗПДОС ДП ОБЫЙИ?

ЛПЗДБ ДПКДЕН, ОЕ ЪОБА, - РПМХПВЕТОХМУС ОБ ИПДХ уЕТРЙМЙО, - ЪОБА, ЮФП ЛПЗДБ-ОЙВХДШ ДПКДЕН. рПЛБ УРБУЙВП Й ОБ ЬФПН!

пО ОБЮБМ УЕТШЕЪОП, Б ЛПОЮЙМ У ХЗТАНПК ЙТПОЙЕК. нЩУМЙ ЕЗП ВЩМЙ РТСНП РТПФЙЧПРПМПЦОЩ НЩУМСН уЙОГПЧБ. уХДС РП ЛБТФЕ, УРМПЫОЩН МЕУПН, НЙОХС ДПТПЗЙ, НПЦОП ВЩМП ЙДФЙ УБНПЕ ВПМШЫЕЕ ЕЭЕ ДЧБДГБФШ ЛЙМПНЕФТПЧ, Й ПО ТБУУЮЙФЩЧБМ РТПКФЙ ЙИ ДП ЧЕЮЕТБ. дЧЙЗБСУШ ДБМШЫЕ ОБ ЧПУФПЛ, ОХЦОП ВЩМП ОЕ ФБН, ФБЛ ФХФ РЕТЕУЕЮШ ЫПУУЕ, Б ЪОБЮЙФ, ЧУФТЕФЙФШУС У ОЕНГБНЙ. пРСФШ ХЗМХВЙФШУС ВЕЪ ЧУФТЕЮЙ У ОЙНЙ Ч ЪЕМЕОЕЧЫЙЕ ОБ ЛБТФЕ РП ФХ УФПТПОХ ЫПУУЕ МЕУОЩЕ НБУУЙЧЩ ВЩМП ВЩ УМЙЫЛПН ХДЙЧЙФЕМШОПК ХДБЮЕК. уЕТРЙМЙО ОЕ ЧЕТЙМ Ч ОЕЕ, Б ЬФП ЪОБЮЙМП, ЮФП ОПЮША РТЙ ЧЩИПДЕ ОБ ЫПУУЕ РТЙДЕФУС УОПЧБ ЧЕУФЙ ВПК. й ПО ЫЕМ Й ДХНБМ ПВ ЬФПН ВХДХЭЕН ВПЕ УТЕДЙ ФЙЫЙОЩ Й ЪЕМЕОЙ МЕУБ, РТЙЧЕДЫЙИ уЙОГПЧБ Ч ФБЛПЕ ВМБЦЕООПЕ Й ДПЧЕТЮЙЧПЕ УПУФПСОЙЕ.

ЗДЕ ЛПНВТЙЗ? фПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ! - ХЧЙДЕЧ уЕТРЙМЙОБ, ЧЕУЕМП РТПЛТЙЮБМ РПДВЕЦБЧЫЙК Л ОЕНХ ЛТБУОПБТНЕЕГ ЙЪ ЗПМПЧОПЗП ДПЪПТБ. - нЕОС МЕКФЕОБОФ иПТЩЫЕЧ РТЙУМБМ! оБЫЙИ ЧУФТЕФЙМЙ, ЙЪ рСФШУПФ ДЧБДГБФШ УЕДШНПЗП!

УНПФТЙ-ЛБ! - ТБДПУФОП ПФПЪЧБМУС уЕТРЙМЙО. - зДЕ ЦЕ ПОЙ?

Б ЧПО, ЧПО! - ЛТБУОПБТНЕЕГ ФЛОХМ РБМШГЕН ЧРЕТЕД, ФХДБ, ЗДЕ Ч ЪБТПУМСИ РПЛБЪБМЙУШ ЖЙЗХТЩ ЫЕДЫЙИ ОБЧУФТЕЮХ ЧПЕООЩИ.

ъБВЩЧ ПВ ХУФБМПУФЙ, уЕТРЙМЙО РТЙВБЧЙМ ЫБЗХ.

мАДЙ ЙЪ 527-ЗП РПМЛБ ЫМЙ ЧП ЗМБЧЕ У ДЧХНС ЛПНБОДЙТБНЙ - ЛБРЙФБОПН Й НМБДЫЙН МЕКФЕОБОФПН. чУЕ ПОЙ ВЩМЙ Ч ПВНХОДЙТПЧБОЙЙ Й У ПТХЦЙЕН. дЧПЕ ОЕУМЙ ДБЦЕ ТХЮОЩЕ РХМЕНЕФЩ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ! - ПУФБОБЧМЙЧБСУШ, НПМПДГЕЧБФП УЛБЪБМ ЛХТЮБЧЩК ЛБРЙФБО Ч УДЧЙОХФПК ОБВПЛ РЙМПФЛЕ.

уЕТРЙМЙО ЧУРПНОЙМ, ЮФП ЧЙДЕМ ЕЗП ЛБЛ-ФП Ч ЫФБВЕ ДЙЧЙЪЙЙ, - ЕУМЙ ОЕ ЙЪНЕОСМБ РБНСФШ, ЬФП ВЩМ ХРПМОПНПЮЕООЩК пУПВПЗП ПФДЕМБ.

ЪДТБЧУФЧХК, ДПТПЗПК! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - у РТЙВЩФЙЕН Ч ДЙЧЙЪЙА, ФЕВС ЪБ ЧУЕИ! - й ПО, ПВОСЧ, ЛТЕРЛП РПГЕМПЧБМ ЕЗП.

ЧПФ СЧЙМЙУШ, ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, - УЛБЪБМ ЛБРЙФБО, ТБУФТПЗБООЩК ЬФПК ОЕ РПМПЦЕООПК РП ХУФБЧХ МБУЛПК. - зПЧПТСФ, ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ У ЧБНЙ ЪДЕУШ.

ЪДЕУШ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - ЧЩОЕУМЙ ЛПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙЙ, ФПМШЛП... - пО, ОЕ ДПЗПЧПТЙЧ, РЕТЕВЙМ УЕВС: - уЕКЮБУ РПКДЕН Л ОЕНХ.

лПМПООБ ПУФБОПЧЙМБУШ, ЧУЕ ТБДПУФОП УНПФТЕМЙ ОБ ЧОПЧШ РТЙВЩЧЫЙИ. йИ ВЩМП ОЕ НОПЗП, ОП ЧУЕН ЛБЪБМПУШ, ЮФП ЬФП МЙЫШ ОБЮБМП.

РТПДПМЦБКФЕ ДЧЙЦЕОЙЕ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО уЙОГПЧХ. - дП РПМПЦЕООПЗП РТЙЧБМБ, - ПО РПУНПФТЕМ ОБ УЧПЙ ВПМШЫЙЕ ТХЮОЩЕ ЮБУЩ, - ЕЭЕ ДЧБДГБФШ НЙОХФ.

лПМПООБ ОЕИПФС ДЧЙОХМБУШ ДБМШЫЕ, Б уЕТРЙМЙО, ЦЕУФПН РТЙЗМБУЙЧ ЙДФЙ ЪБ УПВПК ОЕ ФПМШЛП ЛБРЙФБОБ Й НМБДЫЕЗП МЕКФЕОБОФБ, ОП Й ЧУЕИ ВЩЧЫЙИ У ОЙНЙ ЛТБУОПБТНЕКГЕЧ, НЕДМЕООП ЪБЫБЗБМ ОБЧУФТЕЮХ ЛПМПООЕ, - ТБОЕОЩИ ОЕУМЙ Ч УЕТЕДЙОЕ ЕЕ.

ПРХУФЙФЕ, - ФЙИП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ВПКГБН, ОЕУЫЙН ъБКЮЙЛПЧБ.

вПКГЩ ПРХУФЙМЙ ОПУЙМЛЙ ОБ ЪЕНМА. ъБКЮЙЛПЧ МЕЦБМ ОЕРПДЧЙЦОП, ЪБЛТЩЧ ЗМБЪБ. тБДПУФОПЕ ЧЩТБЦЕОЙЕ ЙУЮЕЪМП У МЙГБ ЛБРЙФБОБ. иПТЩЫЕЧ УТБЪХ РТЙ ЧУФТЕЮЕ УЛБЪБМ ЕНХ, ЮФП ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ ТБОЕО, ОП ЧЙД ъБКЮЙЛПЧБ РПТБЪЙМ ЕЗП. мЙГП ЛПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙЙ, ЛПФПТПЕ ПО РПНОЙМ ФПМУФЩН Й ЪБЗПТЕМЩН, УЕКЮБУ ВЩМП ИХДЩН Й НЕТФЧЕООП-ВМЕДОЩН. оПУ ЪБПУФТЙМУС, ЛБЛ Х РПЛПКОЙЛБ, Б ОБ ВЕУЛТПЧОПК ОЙЦОЕК ЗХВЕ ЧЙДОЕМЙУШ ЮЕТОЩЕ ПФРЕЮБФЛЙ ЪХВПЧ. рПЧЕТИ ЫЙОЕМЙ МЕЦБМБ ВЕМБС, УМБВБС, ОЕЦЙЧБС ТХЛБ. лПНДЙЧ ХНЙТБМ, Й ЛБРЙФБО РПОСМ ЬФП УТБЪХ, ЛБЛ ФПМШЛП ЕЗП ХЧЙДЕМ.

ОЙЛПМБК рЕФТПЧЙЮ, Б оЙЛПМБК рЕФТПЧЙЮ, - У ФТХДПН УПЗОХЧ ОПАЭЙЕ ПФ ХУФБМПУФЙ ОПЗЙ Й УФБЧ ОБ ПДОП ЛПМЕОП ТСДПН У ОПУЙМЛБНЙ, ФЙИП РПЪЧБМ уЕТРЙМЙО.

ъБКЮЙЛПЧ УОБЮБМБ РПЫБТЙМ РП ЫЙОЕМЙ ТХЛПК, РПФПН ЪБЛХУЙМ ЗХВХ Й ФПМШЛП РПУМЕ ЬФПЗП ПФЛТЩМ ЗМБЪБ.

ОБЫЙИ ЧУФТЕФЙМЙ, ЙЪ рСФШУПФ ДЧБДГБФШ УЕДШНПЗП!

ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ, ХРПМОПНПЮЕООЩК пУПВПЗП ПФДЕМБ уЩФЙО СЧЙМУС Ч ЧБЫЕ ТБУРПТСЦЕОЙЕ! рТЙЧЕМ У УПВПА РПДТБЪДЕМЕОЙЕ Ч УПУФБЧЕ ДЕЧСФОБДГБФЙ ЮЕМПЧЕЛ.

ъБКЮЙЛПЧ НПМЮБ РПУНПФТЕМ УОЙЪХ ЧЧЕТИ Й УДЕМБМ ЛПТПФЛПЕ, УМБВПЕ ДЧЙЦЕОЙЕ МЕЦБЧЫЙНЙ ОБ ЫЙОЕМЙ ВЕМЩНЙ РБМШГБНЙ.

ПРХУФЙФЕУШ РПОЙЦЕ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ЛБРЙФБОХ. - ъПЧЕФ.

фПЗДБ ХРПМОПНПЮЕООЩК, ФБЛ ЦЕ ЛБЛ Й уЕТРЙМЙО, ЧУФБМ ОБ ПДОП ЛПМЕОП, Й ъБКЮЙЛПЧ, ПРХУФЙЧ РТЙЛХЫЕООХА ЗХВХ, ЫЕРПФПН УЛБЪБМ ЕНХ ЮФП-ФП, ЮФП ФПФ ОЕ УТБЪХ ТБУУМЩЫБМ. рПОСЧ РП ЕЗП ЗМБЪБН, ЮФП ПО ОЕ ТБУУМЩЫБМ, ъБКЮЙЛПЧ У ХУЙМЙЕН ЕЭЕ ТБЪ РПЧФПТЙМ УЛБЪБООПЕ.

ЛПНВТЙЗ уЕТРЙМЙО РТЙОСМ ДЙЧЙЪЙА, - РТПЫЕРФБМ ПО, - ТБРПТФХКФЕ ЕНХ.

ТБЪТЕЫЙФЕ ДПМПЦЙФШ, - ФБЛ Й ОЕ ЧУФБЧБС У ЛПМЕОБ, ОП ПВТБЭБСУШ ФЕРЕТШ ХЦЕ ПДОПЧТЕНЕООП Й Л ъБКЮЙЛПЧХ Й Л уЕТРЙМЙОХ, УЛБЪБМ ХРПМОПНПЮЕООЩК, - ЧЩОЕУМЙ У УПВПК ЪОБНС ДЙЧЙЪЙЙ.

пДОБ ЭЕЛБ ъБКЮЙЛПЧБ УМБВП ДТПЗОХМБ. пО ИПФЕМ ХМЩВОХФШУС, ОП ЕНХ ОЕ ХДБМПУШ.

ЗДЕ ПОП? - ЫЕЧЕМШОХМ ПО ЗХВБНЙ. ыЕРПФБ ОЕ ВЩМП УМЩЫОП, ОП ЗМБЪБ РПРТПУЙМЙ: "рПЛБЦЙФЕ!" - Й ЧУЕ ЬФП РПОСМЙ.

УФБТЫЙОБ лПЧБМШЮХЛ ЧЩОЕУ ОБ УЕВЕ, - УЛБЪБМ ХРПМОПНПЮЕООЩК. - лПЧБМШЮХЛ, ДПУФБОШФЕ ЪОБНС.

оП лПЧБМШЮХЛ ХЦЕ Й ВЕЪ ФПЗП, ОЕ ДПЦЙДБСУШ, ТБУУФЕЗОХМ ТЕНЕОШ Й, ХТПОЙЧ ЕЗП ОБ ЪЕНМА Й ЪБДТБЧ ЗЙНОБУФЕТЛХ, ТБЪНБФЩЧБМ ПВНПФБООПЕ ЧПЛТХЗ ФЕМБ РПМПФОЙЭЕ ЪОБНЕОЙ. тБЪНПФБЧ, ПО РТЙИЧБФЙМ ЕЗП ЪБ ЛТБС Й ТБУФСОХМ ФБЛ, ЮФПВЩ ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ ЧЙДЕМ ЧУЕ ЪОБНС - ЙЪНСФПЕ, РТПРЙФБООПЕ УПМДБФУЛЙН РПФПН, ОП УРБУЕООПЕ, У ИПТПЫП ЪОБЛПНЩНЙ, ЧЩЫЙФЩНЙ ЪПМПФПН РП ЛТБУОПНХ ЫЕМЛХ УМПЧБНЙ: "176-С лТБУОПЪОБНЕООБС уФТЕМЛПЧБС ДЙЧЙЪЙС тБВПЮЕ-лТЕУФШСОУЛПК лТБУОПК бТНЙЙ".

зМСДС ОБ ЪОБНС, ъБКЮЙЛПЧ ЪБРМБЛБМ. пО РМБЛБМ ФБЛ, ЛБЛ НПЦЕФ РМБЛБФШ ПВЕУУЙМЕООЩК Й ХНЙТБАЭЙК ЮЕМПЧЕЛ, - ФЙИП, ОЕ ДЧЙЗБС ОЙ ПДОЙН НХУЛХМПН МЙГБ; УМЕЪБ ЪБ УМЕЪПК НЕДМЕООП ЛБФЙМБУШ ЙЪ ПВПЙИ ЕЗП ЗМБЪ, Б ТПУМЩК лПЧБМШЮХЛ, ДЕТЦБЧЫЙК ЪОБНС Ч ЗТПНБДОЩИ, ЛТЕРЛЙИ ТХЛБИ Й ЗМСДЕЧЫЙК РПЧЕТИ ЬФПЗП ЪОБНЕОЙ Ч МЙГП МЕЦБЧЫЕНХ ОБ ЪЕНМЕ Й РМБЛБЧЫЕНХ ЛПНБОДЙТХ ДЙЧЙЪЙЙ, ФПЦЕ ЪБРМБЛБМ, ЛБЛ НПЦЕФ РМБЛБФШ ЪДПТПЧЩК, НПЗХЮЙК, РПФТСУЕООЩК УМХЮЙЧЫЙНУС НХЦЮЙОБ, - ЗПТМП ЕЗП УХДПТПЦОП УЦЙНБМПУШ ПФ РПДУФХРБЧЫЙИ УМЕЪ, Б РМЕЮЙ Й ВПМШЫЙЕ ТХЛЙ, ДЕТЦБЧЫЙЕ ЪОБНС, ИПДХОПН ИПДЙМЙ ПФ ТЩДБОЙК. ъБКЮЙЛПЧ ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ, ФЕМП ЕЗП ДТПЗОХМП, Й уЕТРЙМЙО ЙУРХЗБООП УИЧБФЙМ ЕЗП ЪБ ТХЛХ.

оЕФ, ПО ОЕ ХНЕТ, Ч ЪБРСУФШЕ РТПДПМЦБМ ВЙФШУС УМБВЩК РХМШУ, - ПО РТПУФП ХЦЕ Ч ЛПФПТЩК ТБЪ ЪБ ХФТП РПФЕТСМ УПЪОБОЙЕ.

РПДОЙНЙФЕ ОПУЙМЛЙ Й ЙДЙФЕ, - ФЙИП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ВПКГБН, ЛПФПТЩЕ, РПЧЕТОХЧЫЙУШ Л ъБКЮЙЛПЧХ, НПМЮБ УНПФТЕМЙ ОБ ОЕЗП.

вПКГЩ ЧЪСМЙУШ ЪБ ТХЮЛЙ ОПУЙМПЛ Й, РМБЧОП РПДОСЧ ЙИ, РПОЕУМЙ.

ЪОБНС ЧПЪШНЙФЕ ПВТБФОП ОБ УЕВС, - ПВТБФЙМУС уЕТРЙМЙО Л лПЧБМШЮХЛХ, РТПДПМЦБЧЫЕНХ УФПСФШ УП ЪОБНЕОЕН Ч ТХЛБИ, - ТБЪ ЧЩОЕУМЙ, ОЕУЙФЕ Й ДБМШЫЕ.

лПЧБМШЮХЛ ВЕТЕЦОП УМПЦЙМ ЪОБНС, ПВНПФБМ ЧПЛТХЗ ФЕМБ, ПРХУФЙМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, РПДОСМ У ЪЕНМЙ ТЕНЕОШ Й РЕТЕРПСУБМУС.

ФПЧБТЙЭ НМБДЫЙК МЕКФЕОБОФ, РТЙУФТБЙЧБКФЕУШ У ВПКГБНЙ Ч ИЧПУФ ЛПМПООЩ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО МЕКФЕОБОФХ, ЛПФПТЩК ФПЦЕ ЪБ НЙОХФХ ДП ЬФПЗП РМБЛБМ, Б УЕКЮБУ УНХЭЕООП УФПСМ ТСДПН.

лПЗДБ ИЧПУФ ЛПМПООЩ РТПЫЕМ НЙНП, уЕТРЙМЙО РТЙДЕТЦБМ ХРПМОПНПЮЕООПЗП ЪБ ТХЛХ Й, ПУФБЧЙЧ НЕЦДХ УПВПК Й РПУМЕДОЙНЙ ЫЕДЫЙНЙ Ч ЛПМПООЕ ВПКГБНЙ ЙОФЕТЧБМ Ч ДЕУСФШ ЫБЗПЧ, РПЫЕМ ТСДПН У ХРПМОПНПЮЕООЩН.

ФЕРЕТШ ДПЛМБДЩЧБКФЕ, ЮФП ЪОБЕФЕ Й ЮФП ЧЙДЕМЙ.

хРПМОПНПЮЕООЩК УФБМ ТБУУЛБЪЩЧБФШ П РПУМЕДОЕН ОПЮОПН ВПЕ. лПЗДБ ОБЮБМШОЙЛ ЫФБВБ ДЙЧЙЪЙЙ аЫЛЕЧЙЮ Й ЛПНБОДЙТ 527-ЗП РПМЛБ еТЫПЧ ТЕЫЙМЙ ОПЮША РТПТЩЧБФШУС ОБ ЧПУФПЛ, ВПК ВЩМ ФСЦЕМЩН; РТПТЩЧБМЙУШ ДЧХНС ЗТХРРБНЙ У ОБНЕТЕОЙЕН РПФПН УПЕДЙОЙФШУС, ОП ОЕ УПЕДЙОЙМЙУШ. аЫЛЕЧЙЮ РПЗЙВ ОБ ЗМБЪБИ ХРПМОПНПЮЕООПЗП, ОБРПТПЧЫЙУШ ОБ ОЕНЕГЛЙИ БЧФПНБФЮЙЛПЧ, Б ЦЙЧ МЙ еТЫПЧ, ЛПНБОДПЧБЧЫЙК ДТХЗПК ЗТХРРПК, Й ЛХДБ ПО ЧЩЫЕМ, ЕУМЙ ЦЙЧ, ХРПМОПНПЮЕООЩК ОЕ ЪОБМ. л ХФТХ ПО УБН РТПВЙМУС Й ЧЩЫЕМ Ч МЕУ У ДЧЕОБДГБФША ЮЕМПЧЕЛБНЙ, РПФПН ЧУФТЕФЙМ ЕЭЕ ЫЕУФЕТЩИ ЧП ЗМБЧЕ У НМБДЫЙН МЕКФЕОБОФПН. ьФП ВЩМП ЧУЕ, ЮФП ПО ЪОБМ.

НПМПДЕГ, ХРПМОПНПЮЕООЩК, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - ъОБНС ДЙЧЙЪЙЙ ЧЩОЕУМЙ. лФП РПЪБВПФЙМУС, ФЩ?

НПМПДЕГ, - РПЧФПТЙМ уЕТРЙМЙО. - лПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙЙ РЕТЕД УНЕТФША РПТБДПЧБМ!

ХНТЕФ? - УРТПУЙМ ХРПМОПНПЮЕООЩК.

Б ФЩ ТБЪЧЕ ОЕ ЧЙДЙЫШ? - УРТПУЙМ, Ч УЧПА ПЮЕТЕДШ, уЕТРЙМЙО. - рПФПНХ Й РТЙОСМ ПФ ОЕЗП ЛПНБОДХ. рТЙВБЧШ ЫБЗХ, РПКДЕН ДПЗПОЙН ЗПМПЧХ ЛПМПООЩ. нПЦЕЫШ ЫБЗХ РТЙВБЧЙФШ ЙМЙ УЙМЕОПЛ ОЕФ?

НПЗХ, - ХМЩВОХМУС ХРПМОПНПЮЕООЩК. - с НПМПДПК.

ЛБЛПЗП ЗПДБ?

У ЫЕУФОБДГБФПЗП.

ДЧБДГБФШ РСФШ МЕФ, - РТЙУЧЙУФОХМ уЕТРЙМЙО. - вЩУФТП ЧБЫЕНХ ВТБФХ ЪЧБОЙС ПФЧБМЙЧБАФ!

ч РПМДЕОШ, ЕДЧБ ЛПМПООБ ХУРЕМБ ТБУРПМПЦЙФШУС ОБ РЕТЧЩК ВПМШЫПК РТЙЧБМ, РТПЙЪПЫМБ ЕЭЕ ПДОБ ПВТБДПЧБЧЫБС уЕТРЙМЙОБ ЧУФТЕЮБ. чУЕ ФПФ ЦЕ ЫЕДЫЙК Ч ЗПМПЧОПН ДПЪПТЕ ЗМБЪБУФЩК иПТЩЫЕЧ ЪБНЕФЙМ ТБУРПМПЦЙЧЫХАУС Ч ЗХУФПН ЛХУФБТОЙЛЕ ЗТХРРХ МАДЕК. ыЕУФЕТП УРБМЙ ЧРПЧБМЛХ, Б ДЧПЕ - ВПЕГ У ОЕНЕГЛЙН БЧФПНБФПН Й ЦЕОЭЙОБ-ЧПЕОЧТБЮ, УЙДЕЧЫБС Ч ЛХУФБИ У ОБЗБОПН ОБ ЛПМЕОСИ, - УФПТПЦЙМЙ УРСЭЙИ, ОП УФПТПЦЙМЙ РМПИП. иПТЩЫЕЧ УПЪПТОЙЮБМ - ЧЩМЕЪ ЙЪ ЛХУФПЧ РТСНП РЕТЕД ОЙНЙ, ЛТЙЛОХМ: "тХЛЙ ЧЧЕТИ!" - Й ЮХФШ ОЕ РПМХЮЙМ ЪБ ЬФП ПЮЕТЕДШ ЙЪ БЧФПНБФБ. пЛБЪБМПУШ, ЮФП ЬФЙ МАДЙ ФПЦЕ ЙЪ ЙИ ДЙЧЙЪЙЙ, ЙЪ ФЩМПЧЩИ ЮБУФЕК. пДЙО ЙЪ УРБЧЫЙИ ВЩМ ФЕИОЙЛ-ЙОФЕОДБОФ, ОБЮБМШОЙЛ РТПДУЛМБДБ, ПО ЧЩЧЕМ ЧУА ЗТХРРХ, УПУФПСЧЫХА ЙЪ ОЕЗП, ЫЕУФЙ ЛМБДПЧЭЙЛПЧ Й ЕЪДПЧЩИ Й ЦЕОЭЙОЩ-ЧТБЮБ, УМХЮБКОП ЪБОПЮЕЧБЧЫЕК Ч УПУЕДОЕК ЙЪВЕ.

лПЗДБ ЙИ ЧУЕИ РТЙЧЕМЙ Л уЕТРЙМЙОХ, ФЕИОЙЛ-ЙОФЕОДБОФ, ОЕНПМПДПК, МЩУЩК, ХЦЕ Ч ДОЙ ЧПКОЩ НПВЙМЙЪПЧБООЩК ЮЕМПЧЕЛ, ТБУУЛБЪБМ, ЛБЛ ЕЭЕ ФТЙ ОПЮЙ ОБЪБД Ч ДЕТЕЧОА, ЗДЕ ПОЙ УФПСМЙ, ЧПТЧБМЙУШ ОЕНЕГЛЙЕ ФБОЛЙ У ДЕУБОФПН ОБ ВТПОЕ. пО УП УЧПЙНЙ МАДШНЙ ЧЩВТБМУС ЪБДБНЙ ОБ ПЗПТПДЩ; ЧЙОФПЧЛЙ ВЩМЙ ОЕ Х ЧУЕИ, ОП УДБЧБФШУС ОЕНГБН ОЕ ИПФЕМПУШ. пО, УБН УЙВЙТСЛ, Ч РТПЫМПН ЛТБУОЩК РБТФЙЪБО, ЧЪСМУС ЧЩЧЕУФЙ МАДЕК МЕУБНЙ Л УЧПЙН.

ЧПФ Й ЧЩЧЕМ, - УЛБЪБМ ПО, - РТБЧДБ, ОЕ ЧУЕИ - ПДЙООБДГБФШ ЮЕМПЧЕЛ РПФЕТСМ: ОБ ОЕНЕГЛЙК ДПЪПТ ОБТЧБМЙУШ. пДОБЛП ЮЕФЩТЕИ ОЕНГЕЧ ХВЙМЙ Й ПТХЦЙЕ ЧЪСМЙ. пОБ ПДОПЗП ОЕНГБ ЙЪ ОБЗБОБ УФТЕМШОХМБ, - ЛЙЧОХМ ФЕИОЙЛ-ЙОФЕОДБОФ ОБ ЧТБЮЙИХ.

чТБЮЙИБ ВЩМБ НПМПДЕОШЛБС Й ФБЛБС ЛТПИПФОБС, ЮФП ЛБЪБМБУШ УПЧУЕН ДЕЧПЮЛПК. уЕТРЙМЙО Й УФПСЧЫЙК ТСДПН У ОЙН уЙОГПЧ, ДБ Й ЧУЕ, ЛФП ВЩМ ЛТХЗПН, УНПФТЕМЙ ОБ ОЕЕ У ХДЙЧМЕОЙЕН Й ОЕЦОПУФША. йИ ХДЙЧМЕОЙЕ Й ОЕЦОПУФШ ЕЭЕ ХУЙМЙМЙУШ, ЛПЗДБ ПОБ, ЦХС ЗПТВХЫЛХ ИМЕВБ, УФБМБ Ч ПФЧЕФ ОБ ТБУУРТПУЩ ТБУУЛБЪЩЧБФШ П УЕВЕ.

пВП ЧУЕН РТПЙУЫЕДЫЕН У ОЕК ПОБ ЗПЧПТЙМБ ЛБЛ П ГЕРЙ ЧЕЭЕК, ЛБЦДХА ЙЪ ЛПФПТЩИ ЕК ВЩМП УПЧЕТЫЕООП ОЕПВИПДЙНП УДЕМБФШ. пОБ ТБУУЛБЪБМБ, ЛБЛ ПЛПОЮЙМБ ЪХВПЧТБЮЕВОЩК ЙОУФЙФХФ, Б РПФПН УФБМЙ ВТБФШ ЛПНУПНПМПЛ Ч БТНЙА, Й ПОБ, ЛПОЕЮОП, РПЫМБ; Б РПФПН ЧЩСУОЙМПУШ, ЮФП ЧП ЧТЕНС ЧПКОЩ ОЙЛФП ОЕ МЕЮЙФ Х ОЕЕ ЪХВЩ, Й ФПЗДБ ПОБ ЙЪ ЪХВОПЗП ЧТБЮБ УФБМБ НЕДУЕУФТПА, РПФПНХ ЮФП ОЕМШЪС ЦЕ ВЩМП ОЙЮЕЗП ОЕ ДЕМБФШ! лПЗДБ РТЙ ВПНВЕЦЛЕ ХВЙМП ЧТБЮБ, ПОБ УФБМБ ЧТБЮПН, РПФПНХ ЮФП ОБДП ВЩМП ЕЗП ЪБНЕОЙФШ; Й УБНБ РПЕИБМБ Ч ФЩМ ЪБ НЕДЙЛБНЕОФБНЙ, РПФПНХ ЮФП ОЕПВИПДЙНП ВЩМП ЙИ ДПУФБФШ ДМС РПМЛБ. лПЗДБ ЦЕ Ч ДЕТЕЧОА, ЗДЕ ПОБ ЪБОПЮЕЧБМБ, ЧПТЧБМЙУШ ОЕНГЩ, ПОБ, ЛПОЕЮОП, ХЫМБ ПФФХДБ ЧНЕУФЕ УП ЧУЕНЙ, РПФПНХ ЮФП ОЕ ПУФБЧБФШУС ЦЕ ЕК У ОЕНГБНЙ. б РПФПН, ЛПЗДБ ПОЙ ЧУФТЕФЙМЙУШ У ОЕНЕГЛЙН ДПЪПТПН Й ОБЮБМБУШ РЕТЕУФТЕМЛБ, ЧРЕТЕДЙ ТБОЙМП ПДОПЗП ВПКГБ, ПО УЙМШОП УФПОБМ, Й ПОБ РПРПМЪМБ РЕТЕЧСЪБФШ ЕЗП, Й ЧДТХЗ РТСНП РЕТЕД ОЕК ЧЩУЛПЮЙМ ВПМШЫПК ОЕНЕГ, Й ПОБ ЧЩФБЭЙМБ ОБЗБО Й ХВЙМБ ЕЗП. оБЗБО ВЩМ ФБЛПК ФСЦЕМЩК, ЮФП ЕК РТЙЫМПУШ УФТЕМСФШ, ДЕТЦБ ЕЗП ДЧХНС ТХЛБНЙ.

пОБ ТБУУЛБЪБМБ ЧУЕ ЬФП ВЩУФТП, ДЕФУЛПК УЛПТПЗПЧПТЛПК, РПФПН, ДПЕЧ ЗПТВХЫЛХ, УЕМБ ОБ РЕОЕЛ Й ОБЮБМБ ТЩФШУС Ч УБОЙФБТОПК УХНЛЕ. уОБЮБМБ ПОБ ЧЩФБЭЙМБ ПФФХДБ ОЕУЛПМШЛП ЙОДЙЧЙДХБМШОЩИ РБЛЕФПЧ, Б РПФПН НБМЕОШЛХА ЮЕТОХА МБЛЙТПЧБООХА ДБНУЛХА УХНПЮЛХ. уЙОГПЧ У ЧЩУПФЩ УЧПЕЗП ТПУФБ ХЧЙДЕМ, ЮФП Х ОЕЕ Ч ЬФПК УХНПЮЛЕ МЕЦБМЙ РХДТЕОЙГБ Й ЮЕТОБС ПФ РЩМЙ РПНБДБ. ъБРЙИОХЧ РПЗМХВЦЕ РХДТЕОЙГХ Й РПНБДХ, ЮФПВЩ ЙИ ОЙЛФП ОЕ ХЧЙДЕМ, ПОБ ЧЩФБЭЙМБ ЪЕТЛБМШГЕ Й, УОСЧ РЙМПФЛХ, УФБМБ ТБУЮЕУЩЧБФШ УЧПЙ ДЕФУЛЙЕ, НСЗЛЙЕ, ЛБЛ РХИ, ЧПМПУЩ.

ЧПФ ЬФП ЦЕОЭЙОБ! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, ЛПЗДБ НБМЕОШЛБС ЧТБЮЙИБ, ТБУЮЕУБЧ ЧПМПУЩ Й РПЗМСДЕЧ ОБ ПЛТХЦБЧЫЙИ ЕЕ НХЦЮЙО, ЛБЛ-ФП ОЕЪБНЕФОП ПФПЫМБ Й ЙУЮЕЪМБ Ч МЕУХ. - чПФ ЬФП ЦЕОЭЙОБ! - РПЧФПТЙМ ПО, ИМПРОХЧ РП РМЕЮХ ДПЗОБЧЫЕЗП ЛПМПООХ Й РПДУЕЧЫЕЗП Л ОЕНХ ОБ РТЙЧБМЕ ыНБЛПЧБ. - ьФП С РПОЙНБА! рТЙ ФБЛПК Й ФТХУЙФШ-ФП УПЧЕУФОП! - пО ЫЙТПЛП ХМЩВОХМУС, ВМЕУОХЧ УЧПЙНЙ УФБМШОЩНЙ ЪХВБНЙ, ПФЛЙОХМУС ОБ УРЙОХ, ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ Й Ч ФХ ЦЕ УЕЛХОДХ ХУОХМ.

уЙОГПЧ, РТПЕИБЧ УРЙОПК РП УФЧПМХ УПУОЩ, ПРХУФЙМУС ОБ ЛПТФПЮЛЙ, РПЗМСДЕМ ОБ уЕТРЙМЙОБ Й УМБДЛП ЪЕЧОХМ.

Б ЧЩ ЦЕОБФЩ? - УРТПУЙМ Х ОЕЗП ыНБЛПЧ.

уЙОГПЧ ЛЙЧОХМ Й, ПФЗПОСС ПФ УЕВС УПО, РПРТПВПЧБМ РТЕДУФБЧЙФШ, ЛБЛ ВЩ ЧУЕ ЧЩЫМП, ЕУМЙ В нБЫБ ФПЗДБ, Ч нПУЛЧЕ, ОБУФПСМБ ОБ УЧПЕН ЦЕМБОЙЙ ЕИБФШ ЧНЕУФЕ У ОЙН ОБ ЧПКОХ Й ЬФП ХДБМПУШ ВЩ ЙН... чПФ ПОЙ ЧЩМЕЪМЙ ВЩ ЧНЕУФЕ У ОЕК ЙЪ РПЕЪДБ Ч вПТЙУПЧЕ... й ЮФП ДБМШЫЕ? дБ, ЬФП ФТХДОП ВЩМП УЕВЕ РТЕДУФБЧЙФШ... й ЧУЕ-ФБЛЙ Ч ЗМХВЙОЕ ДХЫЙ ПО ЪОБМ, ЮФП Ч ФПФ ЗПТШЛЙК ДЕОШ ЙИ РТПЭБОЙС ВЩМБ РТБЧБ ПОБ, Б ОЕ ПО.

уЙМБ ЪМПВЩ, ЛПФПТХА ПО РПУМЕ ЧУЕЗП РЕТЕЦЙФПЗП ЙУРЩФЩЧБМ Л ОЕНГБН, УФЕТМБ НОПЗЙЕ ЗТБОЙГЩ, ТБОШЫЕ УХЭЕУФЧПЧБЧЫЙЕ Ч ЕЗП УПЪОБОЙЙ; ДМС ОЕЗП ХЦЕ ОЕ УХЭЕУФЧПЧБМП НЩУМЕК П ВХДХЭЕН ВЕЪ НЩУМЙ П ФПН, ЮФП ЖБЫЙУФЩ ДПМЦОЩ ВЩФШ ХОЙЮФПЦЕОЩ. й РПЮЕНХ ЦЕ, УПВУФЧЕООП, нБЫБ ОЕ НПЗМБ ЮХЧУФЧПЧБФШ ФП ЦЕ, ЮФП ПО? рПЮЕНХ ПО ИПФЕМ ПФОСФШ Х ОЕЕ ФП РТБЧП, ЛПФПТПЕ ОЙЛПНХ ОЕ ДБУФ ПФОСФШ Х УЕВС, ФП РТБЧП, ЛПФПТПЕ РПРТПВХК ПФОЙНЙ Х ЬФПК ЧПФ НБМЕОШЛПК ДПЛФПТЫЙ!

Б ДЕФЙ ЕУФШ ЙМЙ ОЕФ? - РТЕТЧБМ ЕЗП НЩУМЙ ыНБЛПЧ.

уЙОГПЧ, ЧУЕ ЧТЕНС, ЧЕУШ ЬФПФ НЕУСГ, РТЙ ЛБЦДПН ЧПУРПНЙОБОЙЙ ХРПТОП ХВЕЦДБЧЫЙК УЕВС, ЮФП ЧУЕ Ч РПТСДЛЕ, ЮФП ДПЮШ ХЦЕ ДБЧОП Ч нПУЛЧЕ, ЛПТПФЛП ПВЯСУОЙМ, ЮФП РТПЙЪПЫМП У ЕЗП УЕНШЕК. оБ УБНПН ДЕМЕ ЮЕН ОБУЙМШУФЧЕООЕК ХВЕЦДБМ ПО УЕВС, ЮФП ЧУЕ ИПТПЫП, ФЕН УМБВЕЕ ЧЕТЙМ Ч ЬФП.

ыНБЛПЧ РПУНПФТЕМ ОБ ЕЗП МЙГП Й РПОСМ, ЮФП МХЮЫЕ ВЩМП ОЕ ЪБДБЧБФШ ЬФПЗП ЧПРТПУБ.

МБДОП, УРЙФЕ, - РТЙЧБМ ЛПТПФЛЙК, Й РЕТЧПЗП УОБ ДПЗМСДЕФШ ОЕ ХУРЕЕФЕ!

"лБЛПК ХЦ ФЕРЕТШ УПО!" - УЕТДЙФП РПДХНБМ уЙОГПЧ, ОП, У НЙОХФХ РПУЙДЕЧ У ПФЛТЩФЩНЙ ЗМБЪБНЙ, ЛМАОХМ ОПУПН Ч ЛПМЕОЙ, ЧЪДТПЗОХМ, УОПЧБ ПФЛТЩМ ЗМБЪБ, ИПФЕМ ЮФП-ФП УЛБЪБФШ ыНБЛПЧХ Й ЧНЕУФП ЬФПЗП, ХТПОЙЧ ЗПМПЧХ ОБ ЗТХДШ, ЪБУОХМ НЕТФЧЩН УОПН.

ыНБЛПЧ У ЪБЧЙУФША РПУНПФТЕМ ОБ ОЕЗП Й, УОСЧ ПЮЛЙ, УФБМ ФЕТЕФШ ЗМБЪБ ВПМШЫЙН Й ХЛБЪБФЕМШОЩН РБМШГБНЙ: ЗМБЪБ ВПМЕМЙ ПФ ВЕУУПООЙГЩ, ЛБЪБМПУШ, ДОЕЧОПК УЧЕФ ЛПМЕФ ЙИ ДБЦЕ ЮЕТЕЪ ЪБЦНХТЕООЩЕ ЧЕЛЙ, Б УПО ОЕ ЫЕМ Й ОЕ ЫЕМ.

ъБ РПУМЕДОЙЕ ФТПЕ УХФПЛ ыНБЛПЧ ХЧЙДЕМ УФПМШЛП НЕТФЧЩИ ТПЧЕУОЙЛПЧ УЧПЕЗП ХВЙФПЗП УЩОБ, ЮФП ПФГПЧУЛБС УЛПТВШ, УЙМПА ЧПМЙ ЪБЗОБООБС Ч УБНЩЕ ОЕДТБ ДХЫЙ, ЧЩЫМБ ЙЪ ЬФЙИ ОЕДТ ОБТХЦХ Й ТБЪТПУМБУШ Ч ЮХЧУФЧП, ЛПФПТПЕ ПФОПУЙМПУШ ХЦЕ ОЕ ФПМШЛП Л УЩОХ, Б Й Л ФЕН ДТХЗЙН, РПЗЙВЫЙН ОБ ЕЗП ЗМБЪБИ, Й ДБЦЕ Л ФЕН, ЮШЕК ЗЙВЕМЙ ПО ОЕ ЧЙДЕМ, Б ФПМШЛП ЪОБМ П ОЕК. ьФП ЮХЧУФЧП ЧУЕ ТПУМП Й ТПУМП Й ОБЛПОЕГ УФБМП ФБЛЙН ВПМШЫЙН, ЮФП ЙЪ УЛПТВЙ РТЕЧТБФЙМПУШ Ч ЗОЕЧ. й ЬФПФ ЗОЕЧ ДХЫЙМ УЕКЮБУ ыНБЛПЧБ. пО УЙДЕМ Й ДХНБМ П ЖБЫЙУФБИ, ЛПФПТЩЕ РПЧУАДХ, ОБ ЧУЕИ ДПТПЗБИ ЧПКОЩ, ОБУНЕТФШ ЧЩФБРФЩЧБМЙ УЕКЮБУ ФЩУСЮЙ Й ФЩУСЮЙ ФБЛЙИ ЦЕ ТПЧЕУОЙЛПЧ пЛФСВТС, ЛБЛ ЕЗП УЩО, - ПДОПЗП ЪБ ДТХЗЙН, ЦЙЪОШ ЪБ ЦЙЪОША. уЕКЮБУ ПО ОЕОБЧЙДЕМ ЬФЙИ ОЕНГЕЧ ФБЛ, ЛБЛ ЛПЗДБ-ФП ОЕОБЧЙДЕМ ВЕМЩИ. вПМШЫЕК НЕТЩ ОЕОБЧЙУФЙ ПО ОЕ ЪОБМ, Й, ОБЧЕТОПЕ, ЕЕ Й ОЕ ВЩМП Ч РТЙТПДЕ.

еЭЕ ЧЮЕТБ ЕНХ ОХЦОП ВЩМП ХУЙМЙЕ ОБД УПВПК, ЮФПВЩ ПФДБФШ РТЙЛБЪ ТБУУФТЕМСФШ ОЕНЕГЛПЗП МЕФЮЙЛБ. оП УЕЗПДОС, РПУМЕ ДХЫЕТБЪДЙТБАЭЙИ УГЕО РЕТЕРТБЧЩ, ЛПЗДБ ЖБЫЙУФЩ, ЛБЛ НСУОЙЛЙ, ТХВЙМЙ ЙЪ БЧФПНБФПЧ ЧПДХ ЧПЛТХЗ ЗПМПЧ ФПОХЭЙИ, ЙЪТБОЕООЩИ, ОП ЧУЕ ЕЭЕ ОЕ ДПВЙФЩИ МАДЕК, Ч ЕЗП ДХЫЕ РЕТЕЧЕТОХМПУШ ЮФП-ФП, ДП ЬФПК РПУМЕДОЕК НЙОХФЩ ЧУЕ ЕЭЕ ОЕ ЦЕМБЧЫЕЕ ПЛПОЮБФЕМШОП РЕТЕЧПТБЮЙЧБФШУС, Й ПО ДБМ УЕВЕ ОЕПВДХНБООХА ЛМСФЧХ ЧРТЕДШ ОЕ ЭБДЙФШ ЬФЙИ ХВЙКГ ОЙЗДЕ, ОЙ РТЙ ЛБЛЙИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ, ОЙ ОБ ЧПКОЕ, ОЙ РПУМЕ ЧПКОЩ - ОЙЛПЗДБ!

дПМЦОП ВЩФШ, УЕКЮБУ, ЛПЗДБ ПО ДХНБМ ПВ ЬФПН, ОБ ЕЗП ПВЩЮОП УРПЛПКОПН МЙГЕ ДПВТПЗП ПФ РТЙТПДЩ, ОЕНПМПДПЗП ЙОФЕММЙЗЕОФОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ РПСЧЙМПУШ ЧЩТБЦЕОЙЕ ОБУФПМШЛП ОЕПВЩЮОПЕ, ЮФП ПО ЧДТХЗ ХУМЩЫБМ ЗПМПУ уЕТРЙМЙОБ:

УЕТЗЕК оЙЛПМБЕЧЙЮ! юФП У ФПВПК? уМХЮЙМПУШ ЮФП?

уЕТРЙМЙО МЕЦБМ ОБ ФТБЧЕ Й, ЫЙТПЛП ПФЛТЩЧ ЗМБЪБ, УНПФТЕМ ОБ ОЕЗП.

ТПЧОП ОЙЮЕЗП. - ыНБЛПЧ ОБДЕМ ПЮЛЙ, Й МЙГП ЕЗП РТЙОСМП ПВЩЮОПЕ ЧЩТБЦЕОЙЕ.

Б ЕУМЙ ОЙЮЕЗП, ФПЗДБ УЛБЦЙ, ЛПФПТЩК ЮБУ: ОЕ РПТБ МЙ? б ФП МЕОШ ЪТС ЛПОЕЮОПУФСНЙ ЫЕЧЕМЙФШ, - ХУНЕИОХМУС уЕТРЙМЙО.

ыНБЛПЧ РПУНПФТЕМ ОБ ЮБУЩ Й УЛБЪБМ, ЮФП ДП ЛПОГБ РТЙЧБМБ ПУФБМПУШ УЕНШ НЙОХФ.

ФПЗДБ ЕЭЕ УРМА. - уЕТРЙМЙО ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ.

рПУМЕ ЮБУПЧПЗП ПФДЩИБ, ЛПФПТЩК уЕТРЙМЙО, ОЕУНПФТС ОБ ХУФБМПУФШ МАДЕК, ОЕ РПЪЧПМЙМ ЪБФСОХФШ ОЙ ОБ НЙОХФХ, ДЧЙОХМЙУШ ДБМШЫЕ, РПУФЕРЕООП УЧПТБЮЙЧБС ОБ АЗП-ЧПУФПЛ.

дП ЧЕЮЕТОЕЗП РТЙЧБМБ Л ПФТСДХ РТЙУПЕДЙОЙМПУШ ЕЭЕ ФТЙ ДЕУСФЛБ ВТПДЙЧЫЙИ РП МЕУХ МАДЕК. йЪ ЙИ ДЙЧЙЪЙЙ ВПМШЫЕ ОЙЛПЗП ОЕ РПРБМПУШ. чУЕ ФТЙДГБФШ ЮЕМПЧЕЛ, ЧУФТЕЮЕООЩЕ РПУМЕ РЕТЧПЗП РТЙЧБМБ, ВЩМЙ ЙЪ УПУЕДОЕК ДЙЧЙЪЙЙ, УФПСЧЫЕК АЦОЕК РП МЕЧПНХ ВЕТЕЗХ дОЕРТБ. чУЕ ЬФП ВЩМЙ МАДЙ ЙЪ ТБЪОЩИ РПМЛПЧ, ВБФБМШПОПЧ Й ФЩМПЧЩИ ЮБУФЕК, Й ИПФС УТЕДЙ ОЙИ ПЛБЪБМЙУШ ФТЙ МЕКФЕОБОФБ Й ПДЙО УФБТЫЙК РПМЙФТХЛ, ОЙЛФП ОЕ ЙНЕМ РТЕДУФБЧМЕОЙС ОЙ ЗДЕ ЫФБВ ДЙЧЙЪЙЙ, ОЙ ДБЦЕ Ч ЛБЛПН ОБРТБЧМЕОЙЙ ПО ПФИПДЙМ. пДОБЛП РП ПФТЩЧПЮОЩН Й ЮБУФП РТПФЙЧПТЕЮЙЧЩН ТБУУЛБЪБН ЧУЕ-ФБЛЙ НПЦОП ВЩМП РТЕДУФБЧЙФШ ПВЭХА ЛБТФЙОХ ЛБФБУФТПЖЩ.

уХДС РП ОБЪЧБОЙА НЕУФ, ЙЪ ЛПФПТЩИ ЫМЙ ПЛТХЦЕОГЩ, Л НПНЕОФХ ОЕНЕГЛПЗП РТПТЩЧБ ДЙЧЙЪЙС ВЩМБ ТБУФСОХФБ Ч ГЕРПЮЛХ РПЮФЙ ОБ ФТЙДГБФШ ЛЙМПНЕФТПЧ РП ЖТПОФХ. чДПВБЧПЛ ПОБ ОЕ ХУРЕМБ ЙМЙ ОЕ УХНЕМБ ЛБЛ УМЕДХЕФ ХЛТЕРЙФШУС. оЕНГЩ ВПНВЙМЙ ЕЕ ДЧБДГБФШ ЮБУПЧ РПДТСД, Б РПФПН, ЧЩВТПУЙЧ Ч ФЩМЩ ДЙЧЙЪЙЙ ОЕУЛПМШЛП ДЕУБОФПЧ Й ОБТХЫЙЧ ХРТБЧМЕОЙЕ Й УЧСЪШ, ПДОПЧТЕНЕООП РПД РТЙЛТЩФЙЕН БЧЙБГЙЙ УТБЪХ Ч ФТЕИ НЕУФБИ ОБЮБМЙ РЕТЕРТБЧХ ЮЕТЕЪ дОЕРТ. юБУФЙ ДЙЧЙЪЙЙ ВЩМЙ УНСФЩ, НЕУФБНЙ РПВЕЦБМЙ, НЕУФБНЙ ПЦЕУФПЮЕООП ДТБМЙУШ, ОП ЬФП ХЦЕ ОЕ НПЗМП ЙЪНЕОЙФШ ПВЭЕЗП ИПДБ ДЕМБ.

мАДЙ ЙЪ ЬФПК ДЙЧЙЪЙЙ ЫМЙ ОЕВПМШЫЙНЙ ЗТХРРБНЙ, РП ДЧПЕ Й РП ФТПЕ. пДОЙ ВЩМЙ У ПТХЦЙЕН, ДТХЗЙЕ ВЕЪ ПТХЦЙС. уЕТРЙМЙО, РПЗПЧПТЙЧ У ОЙНЙ, ЧУЕИ РПУФБЧЙМ Ч УФТПК, РЕТЕНЕЫБЧ У УПВУФЧЕООЩНЙ ВПКГБНЙ. оЕЧППТХЦЕООЩИ ПО РПУФБЧЙМ Ч УФТПК ВЕЪ ПТХЦЙС, УЛБЪБЧ, ЮФП РТЙДЕФУС УБНЙН ДПВЩФШ ЕЗП Ч ВПА, ПОП ДМС ОЙИ ОЕ ЪБРБУЕОП.

уЕТРЙМЙО ТБЪЗПЧБТЙЧБМ У МАДШНЙ ЛТХФП, ОП ОЕ ПВЙДОП. фПМШЛП УФБТЫЕНХ РПМЙФТХЛХ, ПРТБЧДЩЧБЧЫЕНХУС ФЕН, ЮФП ПО ЫЕМ ИПФС Й ВЕЪ ПТХЦЙС, ОП Ч РПМОПН ПВНХОДЙТПЧБОЙЙ Й У РБТФВЙМЕФПН Ч ЛБТНБОЕ, уЕТРЙМЙО ЦЕМЮОП ЧПЪТБЪЙМ, ЮФП ЛПННХОЙУФХ ОБ ЖТПОФЕ ОБДП ИТБОЙФШ ПТХЦЙЕ ОБТБЧОЕ У РБТФВЙМЕФПН.

НЩ ОЕ ОБ зПМЗПЖХ ЙДЕН, ФПЧБТЙЭ ДПТПЗПК, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - Б ЧПАЕН. еУМЙ ЧБН МЕЗЮЕ, ЮФПВЩ ЖБЫЙУФЩ ЧБУ Л УФЕОЛЕ РПУФБЧЙМЙ, ЮЕН УЧПЕК ТХЛПК ЛПНЙУУБТУЛЙЕ ЪЧЕЪДЩ УТЩЧБФШ, - ЬФП ЪОБЮЙФ, ЮФП Х ЧБУ УПЧЕУФШ ЕУФШ. оП ОБН ПДОПЗП ЬФПЗП НБМП. нЩ ОЕ ЧУФБФШ Л УФЕОЛЕ ИПФЙН, Б ЖБЫЙУФПЧ Л УФЕОЛЕ РПУФБЧЙФШ. б ВЕЪ ПТХЦЙС ЬФПЗП ОЕ УПЧЕТЫЙЫШ. фБЛ-ФП ЧПФ! йДЙФЕ Ч УФТПК, Й ПЦЙДБА, ЮФП ЧЩ ВХДЕФЕ РЕТЧЩН, ЛФП РТЙПВТЕФЕФ УЕВЕ ПТХЦЙЕ Ч ВПА.

лПЗДБ УНХЭЕООЩК УФБТЫЙК РПМЙФТХЛ ПФПЫЕМ ОБ ОЕУЛПМШЛП ЫБЗПЧ, уЕТРЙМЙО ПЛМЙЛОХМ ЕЗП Й, ПФГЕРЙЧ ПДОХ ЙЪ ДЧХИ ЧЙУЕЧЫЙИ Х РПСУБ ЗТБОБФ-МЙНПОПЛ, РТПФСОХМ ОБ МБДПОЙ.

ДМС ОБЮБМБ ЧПЪШНЙФЕ!

уЙОГПЧ, Ч ЛБЮЕУФЧЕ БДЯАФБОФБ ЪБРЙУЩЧБЧЫЙК Ч ВМПЛОПФ ЖБНЙМЙЙ, ЪЧБОЙС Й ОПНЕТБ ЮБУФЕК, НПМЮБ ТБДПЧБМУС ФПНХ ЪБРБУХ ФЕТРЕОЙС Й УРПЛПКУФЧЙС, У ЛПФПТЩН уЕТРЙМЙО ЗПЧПТЙМ У МАДШНЙ.

оЕМШЪС РТПОЙЛОХФШ Ч ДХЫХ ЮЕМПЧЕЛБ, ОП уЙОГПЧХ ЪБ ЬФЙ ДОЙ ОЕ ТБЪ ЛБЪБМПУШ, ЮФП УБН уЕТРЙМЙО ОЕ ЙУРЩФЩЧБЕФ УФТБИБ УНЕТФЙ. оБЧЕТОПЕ, ЬФП ВЩМП ОЕ ФБЛ, ОП ЧЩЗМСДЕМП ФБЛ.

ч ФП ЦЕ ЧТЕНС уЕТРЙМЙО ОЕ ДЕМБМ ЧЙДХ, ЮФП ОЕ РПОЙНБЕФ, ЛБЛ ЬФП МАДЙ ВПСФУС, ЛБЛ ЬФП ПОЙ НПЗМЙ РПВЕЦБФШ, ТБУФЕТСФШУС, ВТПУЙФШ ПТХЦЙЕ. оБПВПТПФ, ПО ДБЧБМ РПЮХЧУФЧПЧБФШ ЙН, ЮФП РПОЙНБЕФ ЬФП, ОП Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС ОБУФПКЮЙЧП ЧУЕМСМ Ч ОЙИ НЩУМШ, ЮФП ЙУРЩФБООЩК ЙНЙ УФТБИ Й РЕТЕЦЙФПЕ РПТБЦЕОЙЕ - ЧУЕ ЬФП Ч РТПЫМПН. юФП ФБЛ ВЩМП, ОП ФБЛ ВПМШЫЕ ОЕ ВХДЕФ, ЮФП ПОЙ РПФЕТСМЙ ПТХЦЙЕ, ОП НПЗХФ РТЙПВТЕУФЙ ЕЗП ЧОПЧШ. оБЧЕТОПЕ, РПЬФПНХ МАДЙ ОЕ ПФИПДЙМЙ ПФ уЕТРЙМЙОБ РПДБЧМЕООЩНЙ, ДБЦЕ ЛПЗДБ ПО ЗПЧПТЙМ У ОЙНЙ ЛТХФП. пО УРТБЧЕДМЙЧП ОЕ УОЙНБМ У ОЙИ ЧЙОЩ, ОП Й ОЕ РЕТЕЧБМЙЧБМ ЧУА ЧЙОХ ФПМШЛП ОБ ЙИ РМЕЮЙ. мАДЙ ЮХЧУФЧПЧБМЙ ЬФП Й ИПФЕМЙ ДПЛБЪБФШ, ЮФП ПО РТБЧ.

рЕТЕД ЧЕЮЕТОЙН РТЙЧБМПН РТПЙЪПЫМБ ЕЭЕ ПДОБ ЧУФТЕЮБ, ОЕРПИПЦБС ОБ ЧУЕ ДТХЗЙЕ. йЪ ДЧЙЗБЧЫЕЗПУС РП УБНПК ЮБЭПВЕ МЕУБ ВПЛПЧПЗП ДПЪПТБ РТЙЫЕМ УЕТЦБОФ, РТЙЧЕДС У УПВПК ДЧХИ ЧППТХЦЕООЩИ МАДЕК. пДЙО ЙЪ ОЙИ ВЩМ ОЙЪЛПТПУМЩК ЛТБУОПБТНЕЕГ, Ч РПФЕТФПК ЛПЦБОПК ЛХТФЛЕ РПЧЕТИ ЗЙНОБУФЕТЛЙ Й У ЧЙОФПЧЛПК ОБ РМЕЮЕ. дТХЗПК - ЧЩУПЛЙК, ЛТБУЙЧЩК ЮЕМПЧЕЛ МЕФ УПТПЛБ, У ПТМЙОЩН ОПУПН Й ЧЙДОЕЧЫЕКУС ЙЪ-РПД РЙМПФЛЙ ВМБЗПТПДОПК УЕДЙОПК, РТЙДБЧБЧЫЕК ЪОБЮЙФЕМШОПУФШ ЕЗП НПМПЦБЧПНХ, ЮЙУФПНХ, ВЕЪ НПТЭЙО МЙГХ; ОБ ОЕН ВЩМЙ ИПТПЫЙЕ ЗБМЙЖЕ Й ИТПНПЧЩЕ УБРПЗЙ, ОБ РМЕЮЕ ЧЙУЕМ ОПЧЕОШЛЙК рры, У ЛТХЗМЩН ДЙУЛПН, ОП РЙМПФЛБ ОБ ЗПМПЧЕ ВЩМБ ЗТСЪОБС, ЪБУБМЕООБС, Й ФБЛПК ЦЕ ЗТСЪОПК Й ЪБУБМЕООПК ВЩМБ ОЕУЛМБДОП УЙДЕЧЫБС ОБ ОЕН ЛТБУОПБТНЕКУЛБС ЗЙНОБУФЕТЛБ, ОЕ УИПДЙЧЫБСУС ОБ ЫЕЕ Й ЛПТПФЛБС Ч ТХЛБЧБИ.

ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, - РПДИПДС Л уЕТРЙМЙОХ ЧНЕУФЕ У ЬФЙНЙ ДЧХНС МАДШНЙ, ЛПУСУШ ОБ ОЙИ Й ДЕТЦБ ОБЗПФПЧЕ ЧЙОФПЧЛХ, УЛБЪБМ УЕТЦБОФ, - ТБЪТЕЫЙФЕ ДПМПЦЙФШ? рТЙЧЕМ ЪБДЕТЦБООЩИ. ъБДЕТЦБМ Й РТЙЧЕМ РПД ЛПОЧПЕН, РПФПНХ ЮФП ОЕ ПВЯСУОСАФ УЕВС, Б ФБЛЦЕ РП ЙИ ЧЙДХ. тБЪПТХЦБФШ ОЕ УФБМЙ, РПФПНХ ЮФП ПФЛБЪБМЙУШ, Б НЩ ОЕ ИПФЕМЙ ВЕЪ ОЕПВИПДЙНПУФЙ ПФЛТЩЧБФШ Ч МЕУХ ПЗПОШ.

ЪБНЕУФЙФЕМШ ОБЮБМШОЙЛБ ПРЕТБФЙЧОПЗП ПФДЕМБ ЫФБВБ БТНЙЙ РПМЛПЧОЙЛ вБТБОПЧ, - ПФТЩЧЙУФП, ВТПУЙЧ ТХЛХ Л РЙМПФЛЕ Й ЧЩФСОХЧЫЙУШ РЕТЕД уЕТРЙМЙОЩН Й УФПСЧЫЙН ТСДПН У ОЙН ыНБЛПЧЩН, УЕТДЙФП, У ОПФЛПК ПВЙДЩ УЛБЪБМ ЮЕМПЧЕЛ У БЧФПНБФПН.

ЙЪЧЙОСЕНУС, - ХУМЩЫБЧ ЬФП Й, Ч УЧПА ПЮЕТЕДШ, РТЙЛМБДЩЧБС ТХЛХ Л РЙМПФЛЕ, УЛБЪБМ РТЙЧЕДЫЙК ЪБДЕТЦБООЩИ УЕТЦБОФ.

Б ЮЕЗП ЧЩ ЙЪЧЙОСЕФЕУШ? - РПЧЕТОХМУС Л ОЕНХ уЕТРЙМЙО. - рТБЧЙМШОП УДЕМБМЙ, ЮФП ЪБДЕТЦБМЙ, Й РТБЧЙМШОП, ЮФП РТЙЧЕМЙ ЛП НОЕ. фБЛ ДЕКУФЧХКФЕ Й Ч ДБМШОЕКЫЕН. нПЦЕФЕ ЙДФЙ. рПРТПЫХ ЧБЫЙ ДПЛХНЕОФЩ, - ПФРХУФЙЧ УЕТЦБОФБ, РПЧЕТОХМУС ПО Л ЪБДЕТЦБООПНХ, ОЕ ОБЪЩЧБС ЕЗП РП ЪЧБОЙА.

зХВЩ Х ФПЗП ДТПЗОХМЙ, Й ПО ТБУФЕТСООП ХМЩВОХМУС. уЙОГПЧХ РПЛБЪБМПУШ, ЮФП ЬФПФ ЮЕМПЧЕЛ, ОБЧЕТОПЕ, ВЩМ ЪОБЛПН У уЕТРЙМЙОЩН, ОП ФПМШЛП УЕКЮБУ ХЪОБМ ЕЗП Й РПТБЦЕО ЧУФТЕЮЕК.

фБЛ ПОП Й ВЩМП. юЕМПЧЕЛ, ОБЪЧБЧЫЙК УЕВС РПМЛПЧОЙЛПН вБТБОПЧЩН Й ДЕКУФЧЙФЕМШОП ОПУЙЧЫЙК ЬФХ ЖБНЙМЙА Й ЪЧБОЙЕ Й УПУФПСЧЫЙК Ч ФПК ДПМЦОПУФЙ, ЛПФПТХА ПО ОБЪЧБМ, ЛПЗДБ ЕЗП РПДЧЕМЙ Л уЕТРЙМЙОХ, ВЩМ ФБЛ ДБМЕЛ ПФ НЩУМЙ, ЮФП РЕТЕД ОЙН ЪДЕУШ, Ч МЕУХ, Ч ЧПЕООПК ЖПТНЕ, ПЛТХЦЕООЩК ДТХЗЙНЙ ЛПНБОДЙТБНЙ, НПЦЕФ ПЛБЪБФШУС ЙНЕООП уЕТРЙМЙО, ЮФП Ч РЕТЧХА НЙОХФХ МЙЫШ ПФНЕФЙМ РТП УЕВС, ЮФП ЧЩУПЛЙК ЛПНВТЙЗ У ОЕНЕГЛЙН БЧФПНБФПН ОБ РМЕЮЕ ПЮЕОШ ОБРПНЙОБЕФ ЕНХ ЛПЗП-ФП.

УЕТРЙМЙО! - ЧПУЛМЙЛОХМ ПО, ТБЪЧЕДС ТХЛБНЙ, Й ФТХДОП ВЩМП РПОСФШ, ФП МЙ ЬФП ЦЕУФ ЛТБКОЕЗП ЙЪХНМЕОЙС, ФП МЙ ПО ИПЮЕФ ПВОСФШ уЕТРЙМЙОБ.

ДБ, С ЛПНВТЙЗ уЕТРЙМЙО, - ОЕПЦЙДБООП УХИЙН, ЦЕУФСОЩН ЗПМПУПН УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - ЛПНБОДЙТ ЧЧЕТЕООПК НОЕ ДЙЧЙЪЙЙ, Б ЧПФ ЛФП ЧЩ, РПЛБ ОЕ ЧЙЦХ. чБЫЙ ДПЛХНЕОФЩ!

УЕТРЙМЙО, С вБТБОПЧ, ФЩ ЮФП, У ХНБ УПЫЕМ?

Ч ФТЕФЙК ТБЪ РТПЫХ ЧБУ РТЕДЯСЧЙФШ ДПЛХНЕОФЩ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ЧУЕ ФЕН ЦЕ ЦЕУФСОЩН ЗПМПУПН.

Х НЕОС ОЕФ ДПЛХНЕОФПЧ, - РПУМЕ ДПМЗПК РБХЪЩ УЛБЪБМ вБТБОПЧ.

ЛБЛ ФБЛ ОЕФ ДПЛХНЕОФПЧ?

ФБЛ ЧЩЫМП, С УМХЮБКОП РПФЕТСМ... пУФБЧЙМ Ч ФПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ, ЛПЗДБ НЕОСМ ЧПФ ОБ ЬФХ... ЛТБУОПБТНЕКУЛХА. - вБТБОПЧ ЪБДЧЙЗБМ РБМШГБНЙ РП УЧПЕК ЪБУБМЕООПК, ОЕ РП ТПУФХ, ФЕУОПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ.

ПУФБЧЙМЙ ДПЛХНЕОФЩ Ч ФПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ? б РПМЛПЧОЙЮШЙ ЪОБЛЙ ТБЪМЙЮЙС Х ЧБУ ФПЦЕ ОБ ФПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ?

ДБ, - ЧЪДПИОХМ вБТБОПЧ.

Б РПЮЕНХ ЦЕ С ДПМЦЕО ЧБН ЧЕТЙФШ, ЮФП ЧЩ ЪБНЕУФЙФЕМШ ОБЮБМШОЙЛБ ПРЕТБФЙЧОПЗП ПФДЕМБ БТНЙЙ РПМЛПЧОЙЛ вБТБОПЧ?

ОП ФЩ ЦЕ НЕОС ЪОБЕЫШ, НЩ ЦЕ У ФПВПК ЧНЕУФЕ Ч БЛБДЕНЙЙ УМХЦЙМЙ! - ХЦЕ УПЧУЕН РПФЕТСООП РТПВПТНПФБМ вБТБОПЧ.

РТЕДРПМПЦЙН, ЮФП ФБЛ, - ОЙУЛПМШЛП ОЕ УНСЗЮБСУШ, ЧУЕ У ФПК ЦЕ ОЕРТЙЧЩЮОПК ДМС уЙОГПЧБ ЦЕУФСОПК ЦЕУФЛПУФША УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - ОП ЕУМЙ ВЩ ЧЩ ЧУФТЕФЙМЙ ОЕ НЕОС, ЛФП ВЩ НПЗ РПДФЧЕТДЙФШ ЧБЫХ МЙЮОПУФШ, ЪЧБОЙЕ Й ДПМЦОПУФШ?

ЧПФ ПО, - РПЛБЪБМ вБТБОПЧ ОБ УФПСЧЫЕЗП ТСДПН У ОЙН ЛТБУОПБТНЕКГБ Ч ЛПЦБОПК ЛХТФЛЕ. - ьФП НПК ЧПДЙФЕМШ.

Б Х ЧБУ ЕУФШ ДПЛХНЕОФЩ, ФПЧБТЙЭ ВПЕГ? - ОЕ ЗМСДС ОБ вБТБОПЧБ, РПЧЕТОХМУС уЕТРЙМЙО Л ЛТБУОПБТНЕКГХ.

ЕУФШ... - ЛТБУОПБТНЕЕГ ОБ УЕЛХОДХ ЪБРОХМУС, ОЕ УТБЪХ ТЕЫЙЧ, ЛБЛ ПВТБФЙФШУС Л уЕТРЙМЙОХ, - ЕУФШ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ! - пО ТБУРБИОХМ ЛПЦБОЛХ, ЧЩОХМ ЙЪ ЛБТНБОБ ЗЙНОБУФЕТЛЙ ПВЕТОХФХА Ч ФТСРЙГХ ЛТБУОПБТНЕКУЛХА ЛОЙЦЛХ Й РТПФСОХМ ЕЕ.

ФБЛ, - ЧУМХИ РТПЮЕМ уЕТРЙМЙО. - "лТБУОПБТНЕЕГ ъПМПФБТЕЧ рЕФТ йМШЙЮ, ЧПЙОУЛБС ЮБУФШ 2214". сУОП. - й ПО ПФДБМ ЛТБУОПБТНЕКГХ ЛОЙЦЛХ. - уЛБЦЙФЕ, ФПЧБТЙЭ ъПМПФБТЕЧ, ЧЩ НПЦЕФЕ РПДФЧЕТДЙФШ МЙЮОПУФШ, ЪЧБОЙЕ Й ДПМЦОПУФШ ЬФПЗП ЮЕМПЧЕЛБ, ЧНЕУФЕ У ЛПФПТЩН ЧБУ ЪБДЕТЦБМЙ? - й ПО, РП-РТЕЦОЕНХ ОЕ РПЧПТБЮЙЧБСУШ Л вБТБОПЧХ, РПЛБЪБМ ОБ ОЕЗП РБМШГЕН.

ФБЛ ФПЮОП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ЬФП ДЕКУФЧЙФЕМШОП РПМЛПЧОЙЛ вБТБОПЧ, С ЕЗП ЧПДЙФЕМШ.

ЪОБЮЙФ, ЧЩ ХДПУФПЧЕТСЕФЕ, ЮФП ЬФП ЧБЫ ЛПНБОДЙТ?

ФБЛ ФПЮОП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

ВТПУШ ЙЪДЕЧБФШУС, уЕТРЙМЙО! - ОЕТЧОП ЛТЙЛОХМ вБТБОПЧ.

оП уЕТРЙМЙО ДБЦЕ Й ЗМБЪПН ОЕ РПЧЕМ Ч ЕЗП УФПТПОХ.

ИПТПЫП, ЮФП ИПФШ ЧЩ НПЦЕФЕ ХДПУФПЧЕТЙФШ МЙЮОПУФШ ЧБЫЕЗП ЛПНБОДЙТБ, Б ФП, ОЕ ТПЧЕО ЮБУ, НПЗМЙ ВЩ Й ТБУУФТЕМСФШ ЕЗП. дПЛХНЕОФПЧ ОЕФ, ЪОБЛПЧ ТБЪМЙЮЙС ОЕФ, ЗЙНОБУФЕТЛБ У ЮХЦПЗП РМЕЮБ, УБРПЗЙ Й ВТЙДЦЙ ЛПНУПУФБЧУЛЙЕ... - зПМПУ уЕТРЙМЙОБ У ЛБЦДПК ЖТБЪПК УФБОПЧЙМУС ЧУЕ ЦЕУФЮЕ Й ЦЕУФЮЕ. - рТЙ ЛБЛЙИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ ПЛБЪБМЙУШ ЪДЕУШ? - УРТПУЙМ ПО РПУМЕ РБХЪЩ.

УЕКЮБУ С ФЕВЕ ЧУЕ ТБУУЛБЦХ... - ОБЮБМ ВЩМП вБТБОПЧ.

оП уЕТРЙМЙО, ОБ ЬФПФ ТБЪ РПМХПВЕТОХЧЫЙУШ, РТЕТЧБМ ЕЗП:

РПЛБ С ОЕ ЧБУ УРТБЫЙЧБА. зПЧПТЙФЕ... - УОПЧБ РПЧЕТОХМУС ПО Л ЛТБУОПБТНЕКГХ.

лТБУОПБТНЕЕГ, УОБЮБМБ ЪБРЙОБСУШ, Б РПФПН ЧУЕ ХЧЕТЕООЕК, УФТЕНСУШ ОЙЮЕЗП ОЕ ЪБВЩФШ, ОБЮБМ ТБУУЛБЪЩЧБФШ, ЛБЛ ПОЙ ФТЙ ДОС ОБЪБД, РТЙЕИБЧ ЙЪ БТНЙЙ, ЪБОПЮЕЧБМЙ Ч ЫФБВЕ ДЙЧЙЪЙЙ, ЛБЛ ХФТПН РПМЛПЧОЙЛ ХЫЕМ Ч ЫФБВ, Б ЛТХЗПН УТБЪХ ОБЮБМБУШ ВПНВЕЦЛБ, ЛБЛ ЧУЛПТЕ ПДЙО РТЙЕИБЧЫЙК ЙЪ ФЩМБ ЫПЖЕТ УЛБЪБМ, ЮФП ФБН ЧЩУБДЙМУС ОЕНЕГЛЙК ДЕУБОФ, Й ПО, ХУМЩЫБЧ ЬФП, ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК ЧЩЧЕМ НБЫЙОХ. б ЕЭЕ ЮЕТЕЪ ЮБУ РТЙВЕЦБМ РПМЛПЧОЙЛ, РПИЧБМЙМ ЕЗП, ЮФП НБЫЙОБ УФПЙФ ХЦЕ ОБЗПФПЧЕ, ЧУЛПЮЙМ Ч ОЕЕ Й РТЙЛБЪБМ УЛПТЕК ЗОБФШ ОБЪБД, Ч юБХУЩ. лПЗДБ ПОЙ ЧЩЕИБМЙ ОБ ЫПУУЕ, ЧРЕТЕДЙ ВЩМБ ХЦЕ УЙМШОБС УФТЕМШВБ Й ДЩН, ПОЙ УЧЕТОХМЙ ОБ РТПУЕМПЛ, РПЕИБМЙ РП ОЕНХ, ОП ПРСФШ ХУМЩЫБМЙ УФТЕМШВХ Й ХЧЙДЕМЙ ОБ РЕТЕЛТЕУФЛЕ ОЕНЕГЛЙЕ ФБОЛЙ. фПЗДБ ПОЙ УЧЕТОХМЙ ОБ ЗМХИХА МЕУОХА ДПТПЗХ, У ОЕЕ УЯЕИБМЙ РТСНП Ч МЕУ, Й РПМЛПЧОЙЛ РТЙЛБЪБМ ПУФБОПЧЙФШ НБЫЙОХ.

тБУУЛБЪЩЧБС ЧУЕ ЬФП, ЛТБУОПБТНЕЕГ ЙОПЗДБ ЙУЛПУБ ЧЪЗМСДЩЧБМ ОБ УЧПЕЗП РПМЛПЧОЙЛБ, ЛБЛ ВЩ ЙЭБ Х ФПЗП РПДФЧЕТЦДЕОЙС, Б ФПФ УФПСМ НПМЮБ, ОЙЪЛП ПРХУФЙЧ ЗПМПЧХ. дМС ОЕЗП ОБЮЙОБМПУШ УБНПЕ ФСЦЛПЕ, Й ПО РПОЙНБМ ЬФП.

РТЙЛБЪБМ ПУФБОПЧЙФШ НБЫЙОХ, - РПЧФПТЙМ РПУМЕДОЙЕ УМПЧБ ЛТБУОПБТНЕКГБ уЕТРЙМЙО, - Й ЮФП ДБМШЫЕ?

РПФПН ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ РТЙЛБЪБМ НОЕ ЧЩОХФШ ЙЪ-РПД УЙДЕОШС НПА УФБТХА ЗЙНОБУФЕТЛХ Й РЙМПФЛХ, С ЛБЛ ТБЪ ОЕДБЧОП РПМХЮЙМ ОПЧПЕ ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ, Б УФБТХА ЗЙНОБУФЕТЛХ Й РЙМПФЛХ РТЙ УЕВЕ ПУФБЧЙМ - ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК, ЕУМЙ РПД НБЫЙОПК МЕЦБФШ. фПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ УОСМ УЧПА ЗЙНОБУФЕТЛХ Й ЖХТБЦЛХ Й ОБДЕМ НПА РЙМПФЛХ Й ЗЙНОБУФЕТЛХ, УЛБЪБМ, ЮФП РТЙДЕФУС ФЕРЕТШ РЕЫЛПН ЧЩИПДЙФШ ЙЪ ПЛТХЦЕОЙС, Й ЧЕМЕМ НОЕ ПВМЙФШ НБЫЙОХ ВЕОЪЙОПН Й РПДЦЕЮШ. оП ФПМШЛП С, - ЫПЖЕТ ЪБРОХМУС, - ОП ФПМШЛП С, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ОЕ ЪОБМ, ЮФП ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ ЪБВЩМ ФБН ДПЛХНЕОФЩ, Ч УЧПЕК ЗЙНОБУФЕТЛЕ, С ВЩ, ЛПОЕЮОП, ОБРПНОЙМ, ЕУМЙ В ЪОБМ, Б ФП ФБЛ ЧУЕ ЧНЕУФЕ У НБЫЙОПК Й ЪБЦЕЗ.

пО ЮХЧУФЧПЧБМ УЕВС ЧЙОПЧБФЩН.

ЧЩ УМЩЫЙФЕ? - уЕТРЙМЙО РПЧЕТОХМУС Л вБТБОПЧХ. - чБЫ ВПЕГ УПЦБМЕЕФ, ЮФП ОЕ ОБРПНОЙМ ЧБН П ЧБЫЙИ ДПЛХНЕОФБИ. - ч ЗПМПУЕ ЕЗП РТПЪЧХЮБМБ ОБУНЕЫЛБ. - йОФЕТЕУОП, ЮФП РТПЙЪПЫМП ВЩ, ЕУМЙ В ПО ЧБН П ОЙИ ОБРПНОЙМ? - пО УОПЧБ РПЧЕТОХМУС Л ЫПЖЕТХ: - юФП ВЩМП ДБМШЫЕ?

ДБМШЫЕ ЫМЙ ДЧБ ДОС, РТСЮБУШ. рПЛБ ЧБУ ОЕ ЧУФТЕФЙМЙ...

ВМБЗПДБТА ЧБУ, ФПЧБТЙЭ ъПМПФБТЕЧ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - ъБОЕУЙ ЕЗП Ч УРЙУЛЙ, уЙОГПЧ. дПЗПОСКФЕ ЛПМПООХ Й УФБОПЧЙФЕУШ Ч УФТПК. дПЧПМШУФЧЙЕ РПМХЮЙФЕ ОБ РТЙЧБМЕ.

ыПЖЕТ ВЩМП ДЧЙОХМУС, РПФПН ПУФБОПЧЙМУС Й ЧПРТПУЙФЕМШОП РПУНПФТЕМ ОБ УЧПЕЗП РПМЛПЧОЙЛБ, ОП ФПФ РП-РТЕЦОЕНХ УФПСМ, ПРХУФЙЧ ЗМБЪБ Ч ЪЕНМА.

ЙДЙФЕ! - РПЧЕМЙФЕМШОП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - чЩ УЧПВПДОЩ.

ыПЖЕТ ХЫЕМ. оБУФХРЙМБ ФСЦЕМБС ФЙЫЙОБ.

ЪБЮЕН ЧБН РПОБДПВЙМПУШ РТЙ НОЕ УРТБЫЙЧБФШ ЕЗП? нПЗМЙ ВЩ УРТПУЙФШ НЕОС, ОЕ ЛПНРТПНЕФЙТХС РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН.

Б С УРТПУЙМ ЕЗП РПФПНХ, ЮФП ВПМШЫЕ ДПЧЕТСА ТБУУЛБЪХ ВПКГБ У ЛТБУОПБТНЕКУЛПК ЛОЙЦЛПК, ЮЕН ТБУУЛБЪХ РЕТЕПДЕФПЗП РПМЛПЧОЙЛБ ВЕЪ ЪОБЛПЧ ТБЪМЙЮЙС Й ДПЛХНЕОФПЧ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - фЕРЕТШ НОЕ, РП ЛТБКОЕК НЕТЕ, СУОБ ЛБТФЙОБ. рТЙЕИБМЙ Ч ДЙЧЙЪЙА РТПУМЕДЙФШ ЪБ ЧЩРПМОЕОЙЕН РТЙЛБЪПЧ ЛПНБОДХАЭЕЗП БТНЙЕК. фБЛ ЙМЙ ОЕ ФБЛ?

ФБЛ, - ХРТСНП ЗМСДС Ч ЪЕНМА, УЛБЪБМ вБТБОПЧ.

Б ЧНЕУФП ЬФПЗП ХДТБМЙ РТЙ РЕТЧПК ПРБУОПУФЙ! чУЕ ВТПУЙМЙ Й ХДТБМЙ. фБЛ ЙМЙ ОЕ ФБЛ?

ОЕ УПЧУЕН.

ОЕ УПЧУЕН? б ЛБЛ?

оП вБТБОПЧ НПМЮБМ. лБЛ ОЙ УЙМШОП ЮХЧУФЧПЧБМ ПО УЕВС ПУЛПТВМЕООЩН, ЧПЪТБЦБФШ ВЩМП ОЕЮЕЗП.

УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМ С ЕЗП РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН! фЩ УМЩЫЙЫШ, ыНБЛПЧ? - РПЧЕТОХМУС уЕТРЙМЙО Л ыНБЛПЧХ. - уНЕИХ РПДПВОП! пО УФТХУЙМ, УОСМ У УЕВС РТЙ ЛТБУОПБТНЕКГЕ ЛПНБОДЙТУЛХА ЗЙНОБУФЕТЛХ, ВТПУЙМ ДПЛХНЕОФЩ, Б С ЕЗП, ПЛБЪЩЧБЕФУС, УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМ. оЕ С ЧБУ УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМ РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН, Б ЧЩ УЧПЙН РПЪПТОЩН РПЧЕДЕОЙЕН УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМЙ РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН ЛПНБОДОЩК УПУФБЧ БТНЙЙ. еУМЙ НОЕ ОЕ ЙЪНЕОСЕФ РБНСФШ, ЧЩ ВЩМЙ ЮМЕОПН РБТФЙЙ. юФП, РБТФЙКОЩК ВЙМЕФ ФПЦЕ УПЦЗМЙ?

ЧУЕ УЗПТЕМП, - ТБЪЧЕМ ТХЛБНЙ вБТБОПЧ.

ЧЩ ЗПЧПТЙФЕ, ЮФП УМХЮБКОП ЪБВЩМЙ Ч ЗЙНОБУФЕТЛЕ ЧУЕ ДПЛХНЕОФЩ? - ФЙИП УРТПУЙМ ЧРЕТЧЩЕ ЧУФХРЙЧЫЙК Ч ЬФПФ ТБЪЗПЧПТ ыНБЛПЧ.

УМХЮБКОП.

Б РП-НПЕНХ, ЧЩ МЦЕФЕ. рП-НПЕНХ, ЕУМЙ ВЩ ЧБЫ ЧПДЙФЕМШ ОБРПНОЙМ ЧБН П ОЙИ, ЧЩ ВЩ ЧУЕ ТБЧОП ЙЪВБЧЙМЙУШ ПФ ОЙИ РТЙ РЕТЧПН ХДПВОПН УМХЮБЕ.

ДМС ЮЕЗП? - УРТПУЙМ вБТБОПЧ.

ЬФП ХЦ ЧБН ЧЙДОЕЕ.

ОП С ЦЕ У ПТХЦЙЕН ЫЕМ.

ЕУМЙ ЧЩ ДПЛХНЕОФЩ УПЦЗМЙ, ЛПЗДБ ОБУФПСЭЕК ПРБУОПУФЙ Й ВМЙЪЛП ОЕ ВЩМП, ФП ПТХЦЙЕ ВТПУЙМЙ ВЩ РЕТЕД РЕТЧЩН ОЕНГЕН.

ПО ПТХЦЙЕ УЕВЕ ПУФБЧЙМ РПФПНХ, ЮФП Ч МЕУХ ЧПМЛПЧ ВПСМУС, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО.

С РТПФЙЧ ОЕНГЕЧ ПУФБЧЙМ ПТХЦЙЕ, РТПФЙЧ ОЕНГЕЧ! - ОЕТЧОП ЧЩЛТЙЛОХМ вБТБОПЧ.

ОЕ ЧЕТА, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - х ЧБУ, Х ЫФБВОПЗП ЛПНБОДЙТБ, ГЕМБС ДЙЧЙЪЙС РПД ТХЛБНЙ ВЩМБ, ФБЛ ЧЩ ЙЪ ОЕЕ ХДТБМЙ! лБЛ ЦЕ ЧБН ПДОПНХ У ОЕНГБНЙ ЧПЕЧБФШ?

ЖЕДПТ жЕДПТПЧЙЮ, П ЮЕН ДПМЗП ЗПЧПТЙФШ? с ОЕ НБМШЮЙЛ, ЧУЕ РПОЙНБА, - ЧДТХЗ ФЙИП УЛБЪБМ вБТБОПЧ.

оП ЙНЕООП ЬФП ЧОЕЪБРОПЕ УНЙТЕОЙЕ, УМПЧОП ЮЕМПЧЕЛ, ФПМШЛП ЮФП УЮЙФБЧЫЙК ОХЦОЩН ПРТБЧДЩЧБФШУС ЙЪП ЧУЕИ УЙМ, ЧДТХЗ ТЕЫЙМ, ЮФП ЕНХ РПМЕЪОЕК ЪБЗПЧПТЙФШ РП-ДТХЗПНХ, ЧЩЪЧБМП Х уЕТРЙМЙОБ ПУФТЩК РТЙМЙЧ ОЕДПЧЕТЙС.

ЮФП ЧЩ РПОЙНБЕФЕ?

УЧПА ЧЙОХ. с УНПА ЕЕ ЛТПЧША. дБКФЕ НОЕ ТПФХ, ОБЛПОЕГ, ЧЪЧПД, С ЦЕ ЧУЕ-ФБЛЙ ОЕ Л ОЕНГБН ЫЕМ, Б Л УЧПЙН, Ч ЬФП НПЦЕФЕ РПЧЕТЙФШ?

ОЕ ЪОБА, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - рП-НПЕНХ, ОЙ Л ЛПНХ ЧЩ ОЕ ЫМЙ. рТПУФП ЫМЙ Ч ЪБЧЙУЙНПУФЙ ПФ ПВУФПСФЕМШУФЧ, ЛБЛ ПВЕТОЕФУС...

С РТПЛМЙОБА ФПФ ЮБУ, ЛПЗДБ УЦЕЗ ДПЛХНЕОФЩ... - УОПЧБ ОБЮБМ вБТБОПЧ, ОП уЕТРЙМЙО РЕТЕВЙМ ЕЗП:

ЮФП УЕКЮБУ ЦБМЕЕФЕ - ЧЕТА. цБМЕЕФЕ, ЮФП РПФПТПРЙМЙУШ, РПФПНХ ЮФП Л УЧПЙН РПРБМЙ, Б ЕУМЙ ВЩ ЧЩЫМП ЙОБЮЕ - ОЕ ЪОБА, ЦБМЕМЙ ВЩ. лБЛ, ЛПНЙУУБТ, - ПВТБФЙМУС ПО Л ыНБЛПЧХ, - ДБДЙН ЬФПНХ ВЩЧЫЕНХ РПМЛПЧОЙЛХ РПД ЛПНБОДХ ТПФХ?

ОЕФ, - УЛБЪБМ ыНБЛПЧ.

РП-НПЕНХ, ФПЦЕ. рПУМЕ ЧУЕЗП, ЮФП ЧЩЫМП, С УЛПТЕК ДПЧЕТА ЧБЫЕНХ ЧПДЙФЕМА ЛПНБОДПЧБФШ ЧБНЙ, ЮЕН ЧБН ЙН! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО Й ЧРЕТЧЩЕ ОБ РПМФПОБ НСЗЮЕ ЧУЕЗП УЛБЪБООПЗП ДП ЬФПЗП ПВТБФЙМУС Л вБТБОПЧХ: - рПКДЙФЕ Й УФБОШФЕ Ч УФТПК У ЬФЙН ЧБЫЙН ОПЧЕОШЛЙН БЧФПНБФПН Й РПРТПВХКФЕ, ЛБЛ ЧЩ ЗПЧПТЙФЕ, УНЩФШ УЧПА ЧЙОХ ЛТПЧША... ОЕНГЕЧ, - РПУМЕ РБХЪЩ ДПВБЧЙМ ПО. - б РПОБДПВЙФУС - Й УЧПЕК. дБООПК ОБН ЪДЕУШ У ЛПНЙУУБТПН ЧМБУФША ЧЩ ТБЪЦБМПЧБОЩ Ч ТСДПЧЩЕ ДП ФЕИ РПТ, РПЛБ ОЕ ЧЩКДЕН Л УЧПЙН. б ФБН ЧЩ ПВЯСУОЙФЕ УЧПЙ РПУФХРЛЙ, Б НЩ - УЧПЕ УБНПХРТБЧУФЧП.

ЧУЕ? вПМШЫЕ ЧБН ОЕЮЕЗП НОЕ УЛБЪБФШ? - РПДОСЧ ОБ уЕТРЙМЙОБ ЪМЩЕ ЗМБЪБ, УРТПУЙМ вБТБОПЧ.

юФП-ФП ДТПЗОХМП Ч МЙГЕ уЕТРЙМЙОБ РТЙ ЬФЙИ УМПЧБИ; ПО ДБЦЕ ОБ УЕЛХОДХ ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ, ЮФПВЩ УРТСФБФШ ЙИ ЧЩТБЦЕОЙЕ.

УЛБЦЙФЕ УРБУЙВП, ЮФП ЪБ ФТХУПУФШ ОЕ ТБУУФТЕМСМЙ, - ЧНЕУФП уЕТРЙМЙОБ ПФТЕЪБМ ыНБЛПЧ.

УЙОГПЧ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, ПФЛТЩЧБС ЗМБЪБ, - ЪБОЕУЙФЕ Ч УРЙУЛЙ ЮБУФЙ ВПКГБ вБТБОПЧБ. рПКДЙФЕ У ОЙН, - ПО ЛЙЧОХМ Ч УФПТПОХ вБТБОПЧБ, - Л МЕКФЕОБОФХ иПТЩЫЕЧХ Й УЛБЦЙФЕ ЕНХ, ЮФП ВПЕГ вБТБОПЧ РПУФХРБЕФ Ч ЕЗП ТБУРПТСЦЕОЙЕ.

ФЧПС ЧМБУФШ, жЕДПТ жЕДПТПЧЙЮ, ЧУЕ ЧЩРПМОА, ОП ОЕ ЦДЙ, ЮФП С ФЕВЕ ЬФП ЪБВХДХ.

уЕТРЙМЙО ЪБМПЦЙМ ЪБ УРЙОХ ТХЛЙ, ИТХУФОХМ ЙНЙ Ч ЪБРСУФШСИ Й РТПНПМЮБМ.

РПКДЕНФЕ УП НОПК, - УЛБЪБМ вБТБОПЧХ уЙОГПЧ, Й ПОЙ УФБМЙ ДПЗПОСФШ ХЫЕДЫХА ЧРЕТЕД ЛПМПООХ.

ыНБЛПЧ РТЙУФБМШОП РПУНПФТЕМ ОБ уЕТРЙМЙОБ. уБН ЧЪЧПМОПЧБООЩК РТПЙУЫЕДЫЙН, ПО ЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП уЕТРЙМЙО РПФТСУЕО ЕЭЕ ВПМШЫЕ. чЙДЙНП, ЛПНВТЙЗ ФСЦЕМП РЕТЕЦЙЧБМ РПЪПТОПЕ РПЧЕДЕОЙЕ УФБТПЗП УПУМХЦЙЧГБ, П ЛПФПТПН, ОБЧЕТОП, ТБОШЫЕ ВЩМ УПЧУЕН ДТХЗПЗП, ЧЩУПЛПЗП НОЕОЙС.

ЖЕДПТ жЕДПТПЧЙЮ!

ЮФП? - УМПЧОП УРТПУПОПЛ, ДБЦЕ ЧЪДТПЗОХЧ, ПФПЪЧБМУС уЕТРЙМЙО: ПО РПЗТХЪЙМУС Ч УЧПЙ НЩУМЙ Й ЪБВЩМ, ЮФП ыНБЛПЧ ЙДЕФ ТСДПН У ОЙН, РМЕЮП Ч РМЕЮП.

ЮЕЗП ТБУУФТПЙМУС? дПМЗП ЧНЕУФЕ УМХЦЙМЙ? иПТПЫП ЕЗП ЪОБМЙ?

уЕТРЙМЙО РПУНПФТЕМ ОБ ыНБЛПЧБ ТБУУЕСООЩН ЧЪЗМСДПН Й ПФЧЕФЙМ У ОЕРПИПЦЕК ОБ УЕВС, ХДЙЧЙЧЫЕК ЛПНЙУУБТБ ХЛМПОЮЙЧПУФША:

Б НБМП МЙ ЛФП ЛПЗП ЪОБМ! дБЧБКФЕ МХЮЫЕ ДП РТЙЧБМБ ЫБЗХ РТЙВБЧЙН!

ыНБЛПЧ, ОЕ МАВЙЧЫЙК ОБЧСЪЩЧБФШУС, ЪБНПМЮБМ, Й ПОЙ ПВБ, РТЙВБЧЙЧ ЫБЗХ, ДП УБНПЗП РТЙЧБМБ ЫМЙ ТСДПН, ОЕ ЗПЧПТС ОЙ УМПЧБ, ЛБЦДЩК ЪБОСФЩК УЧПЙНЙ НЩУМСНЙ.

ыНБЛПЧ ОЕ ХЗБДБМ. иПФС вБТБОПЧ ДЕКУФЧЙФЕМШОП УМХЦЙМ У уЕТРЙМЙОЩН Ч БЛБДЕНЙЙ, уЕТРЙМЙО ОЕ ФПМШЛП ВЩМ П ОЕН ОЕ ЧЩУПЛПЗП НОЕОЙС, Б, ОБПВПТПФ, ВЩМ УБНПЗП ДХТОПЗП. пО УЮЙФБМ вБТБОПЧБ ОЕ МЙЫЕООЩН УРПУПВОПУФЕК ЛБТШЕТЙУФПН, ЙОФЕТЕУПЧБЧЫЙНУС ОЕ РПМШЪПК БТНЙЙ, Б МЙЫШ УПВУФЧЕООЩН РТПДЧЙЦЕОЙЕН РП УМХЦВЕ. рТЕРПДБЧБС Ч БЛБДЕНЙЙ, вБТБОПЧ ЗПФПЧ ВЩМ УЕЗПДОС РПДДЕТЦЙЧБФШ ПДОХ ДПЛФТЙОХ, Б ЪБЧФТБ ДТХЗХА, ОБЪЩЧБФШ ВЕМПЕ ЮЕТОЩН Й ЮЕТОПЕ ВЕМЩН. мПЧЛП РТЙНЕОССУШ Л ФПНХ, ЮФП, ЛБЛ ЕНХ ЛБЪБМПУШ, НПЗМП РПОТБЧЙФШУС "ОБЧЕТИХ", ПО ОЕ ВТЕЪЗПЧБМ РПДДЕТЦЙЧБФШ ДБЦЕ РТСНЩЕ ЪБВМХЦДЕОЙС, ПУОПЧБООЩЕ ОБ ОЕЪОБОЙЙ ЖБЛФПЧ, ЛПФПТЩЕ УБН ПО РТЕЛТБУОП ЪОБМ.

еЗП ЛПОШЛПН ВЩМЙ ДПЛМБДЩ Й УППВЭЕОЙС ПВ БТНЙСИ РТЕДРПМБЗБЕНЩИ РТПФЙЧОЙЛПЧ; ЧЩЙУЛЙЧБС ДЕКУФЧЙФЕМШОЩЕ Й НОЙНЩЕ УМБВПУФЙ, ПО ХЗПДМЙЧП ЪБНБМЮЙЧБМ ЧУЕ УЙМШОЩЕ Й ПРБУОЩЕ УФПТПОЩ ВХДХЭЕЗП ЧТБЗБ. уЕТРЙМЙО, ОЕУНПФТС ОБ ЧУА ФПЗДБЫОАА УМПЦОПУФШ ТБЪЗПЧПТПЧ ОБ ФБЛЙЕ ФЕНЩ, ДЧБЦДЩ ПВТХЗБМ ЪБ ЬФП вБТБОПЧБ У ЗМБЪХ ОБ ЗМБЪ, Б Ч ФТЕФЙК ТБЪ РХВМЙЮОП.

еНХ РПФПН РТЙЫМПУШ ЧУРПНОЙФШ ПВ ЬФПН РТЙ УПЧЕТЫЕООП ОЕПЦЙДБООЩИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ; Й ПДЙО ВПЗ ЪОБЕФ, ЛБЛПЗП ФТХДБ УФПЙМП ЕНХ УЕКЮБУ, ЧП ЧТЕНС ТБЪЗПЧПТБ У вБТБОПЧЩН, ОЕ ЧЩТБЪЙФШ ЧУЕЗП ФПЗП, ЮФП ЧДТХЗ ЧУЛПМЩИОХМПУШ Ч ЕЗП ДХЫЕ.

пО ОЕ ЪОБМ, РТБЧ ПО ЙМЙ ОЕ РТБЧ, ДХНБС П вБТБОПЧЕ ФП, ЮФП ПО П ОЕН ДХНБМ, ОП ЪБФП ПО ФЧЕТДП ЪОБМ, ЮФП УЕКЮБУ ОЕ ЧТЕНС Й ОЕ НЕУФП ДМС ЧПУРПНЙОБОЙК, ИПТПЫЙИ ЙМЙ РМПИЙИ - ВЕЪТБЪМЙЮОП!

уБНЩН ФТХДОЩН Ч ЙИ ТБЪЗПЧПТЕ ВЩМП НЗОПЧЕОЙЕ, ЛПЗДБ вБТБОПЧ ЧДТХЗ ЧПРТПУЙФЕМШОП Й ЪМП ЗМСОХМ ЕНХ РТСНП Ч ЗМБЪБ. оП, ЛБЦЕФУС, ПО ЧЩДЕТЦБМ Й ЬФПФ ЧЪЗМСД, Й вБТБОПЧ ХЫЕМ ХУРПЛПЕООЩК, РП ЛТБКОЕК НЕТЕ УХДС РП ЕЗП РТПЭБМШОПК ОБЗМПК ЖТБЪЕ.

юФП Ц, РХУФШ ФБЛ! пО, уЕТРЙМЙО, ОЕ ЦЕМБЕФ Й ОЕ НПЦЕФ ЙНЕФШ ОЙЛБЛЙИ МЙЮОЩИ УЮЕФПЧ У ОБИПДСЭЙНУС Х ОЕЗП Ч РПДЮЙОЕОЙЙ ВПКГПН вБТБОПЧЩН. еУМЙ ФПФ ВХДЕФ ИТБВТП ДТБФШУС, уЕТРЙМЙО РПВМБЗПДБТЙФ ЕЗП РЕТЕД УФТПЕН; ЕУМЙ ФПФ ЮЕУФОП УМПЦЙФ ЗПМПЧХ, уЕТРЙМЙО ДПМПЦЙФ ПВ ЬФПН; ЕУМЙ ФПФ УФТХУЙФ Й РПВЕЦЙФ, уЕТРЙМЙО РТЙЛБЦЕФ ТБУУФТЕМСФШ ЕЗП, ФБЛ ЦЕ ЛБЛ РТЙЛБЪБМ ВЩ ТБУУФТЕМСФШ ЧУСЛПЗП ДТХЗПЗП. чУЕ РТБЧЙМШОП. оП ЛБЛ ФСЦЕМП ОБ ДХЫЕ!

рТЙЧБМ УДЕМБМЙ ПЛПМП МАДУЛПЗП ЦЙМШС, ЧРЕТЧЩЕ ЪБ ДЕОШ РПРБЧЫЕЗПУС Ч МЕУХ. оБ ЛТБА ТБУРБИБООПК РПД ПЗПТПД РХУФПЫЙ УФПСМБ УФБТБС ЙЪВБ МЕУОЙЛБ. фХФ ЦЕ, ОЕРПДБМЕЛХ, ВЩМ Й ЛПМПДЕГ, ПВТБДПЧБЧЫЙК ЙУФПНМЕООЩИ ЦБТПК МАДЕК.

уЙОГПЧ, ПФЧЕДС вБТБОПЧБ Л иПТЩЫЕЧХ, ЪБЫЕМ Ч ЙЪВХ. пОБ УПУФПСМБ ЙЪ ДЧХИ ЛПНОБФ; ДЧЕТШ ЧП ЧФПТХА ВЩМБ ЪБЛТЩФБ; ПФФХДБ УМЩЫБМУС РТПФСЦОЩК, ОПАЭЙК ЦЕОУЛЙК РМБЮ. рЕТЧБС ЛПНОБФБ ВЩМБ ПЛМЕЕОБ РП ВТЕЧОБН УФБТЩНЙ ЗБЪЕФБНЙ. ч РТБЧПН ХЗМХ ЧЙУЕМБ ВПЦОЙГБ У ВЕДОЩНЙ, ВЕЪ ТЙЪ, ЙЛПОБНЙ. оБ ЫЙТПЛПК МБЧЛЕ ТСДПН У ДЧХНС ЛПНБОДЙТБНЙ, ЪБЫЕДЫЙНЙ Ч ЙЪВХ ТБОШЫЕ уЙОГПЧБ, ОЕРПДЧЙЦОП Й ВЕЪНПМЧОП УЙДЕМ УФТПЗЙК ЧПУШНЙДЕУСФЙМЕФОЙК УФБТЙЛ, ПДЕФЩК ЧП ЧУЕ ЮЙУФПЕ - ВЕМХА ТХВБИХ Й ВЕМЩЕ РПТФЩ. чУЕ МЙГП ЕЗП ВЩМП ЙЪТЕЪБОП НПТЭЙОБНЙ, ЗМХВПЛЙНЙ, ЛБЛ ФТЕЭЙОЩ, Б ОБ ИХДПК ЫЕЕ ОБ ЙУФЕТФПК НЕДОПК ГЕРПЮЛЕ ЧЙУЕМ ОБФЕМШОЩК ЛТЕУФ.

нБМЕОШЛБС АТЛБС ВБВЛБ, ОБЧЕТОПЕ, ТПЧЕУОЙГБ УФБТЙЛБ РП ЗПДБН, ОП ЛБЪБЧЫБСУС ЗПТБЪДП НПМПЦЕ ЕЗП ЙЪ-ЪБ УЧПЙИ ВЩУФТЩИ ДЧЙЦЕОЙК, ЧУФТЕФЙМБ уЙОГПЧБ РПЛМПОПН, УОСМБ У ЪБЧЕЫЕООПК ТХЫОЙЛПН УФЕООПК РПМЛЙ ЕЭЕ ПДЙО ЗТБОЕОЩК УФБЛБО Й РПУФБЧЙМБ ЕЗП РЕТЕД уЙОГПЧЩН ОБ УФПМ, ЗДЕ ХЦЕ УФПСМЙ ДЧБ УФБЛБОБ Й ВБДЕКЛБ. дП РТЙИПДБ уЙОГПЧБ ВБВЛБ ХЗПЭБМБ НПМПЛПН ЪБЫЕДЫЙИ Ч ЙЪВХ ЛПНБОДЙТПЧ.

уЙОГПЧ УРТПУЙМ Х ОЕЕ, ОЕМШЪС МЙ ЮЕЗП-ОЙВХДШ УПВТБФШ РПЛХЫБФШ ДМС ЛПНБОДЙТБ Й ЛПНЙУУБТБ ДЙЧЙЪЙЙ, ДПВБЧЙЧ, ЮФП ИМЕВ Х ОЙИ ЕУФШ УЧПК.

ЮЕН ЦЕ ХЗПУФЙФШ ФЕРЕТШ, НПМПЮЛПН ФПМШЛП. - вБВЛБ УПЛТХЫЕООП ТБЪЧЕМБ ТХЛБНЙ. - тБЪЧЕ ЮФП РЕЮШ ТБЪЦЕЮШ, ЛБТФПЫЛЙ УЧБТЙФШ, ЛПМЙ ЧТЕНС ЕУФШ.

уЙОГПЧ ОЕ ЪОБМ, ИЧБФЙФ МЙ ЧТЕНЕОЙ, ОП УЧБТЙФШ ЛБТФПЫЛЙ ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК РПРТПУЙМ.

УФБТБС ЛБТФПЫЛБ ПУФБМБУШ ЕЭЕ, РТПЫМПЗПДОСС... - УЛБЪБМБ ВБВЛБ Й УФБМБ ИМПРПФБФШ Х РЕЮЛЙ.

уЙОГПЧ ЧЩРЙМ УФБЛБО НПМПЛБ; ЕНХ ИПФЕМПУШ ЧЩРЙФШ ЕЭЕ, ОП, ЪБЗМСОХЧ Ч ВБДЕКЛХ, Ч ЛПФПТПК ПУФБМПУШ НЕОШЫЕ РПМПЧЙОЩ, ПО РПУФЕУОСМУС. пВБ ЛПНБОДЙТБ, ЛПФПТЩН ФПЦЕ, ОБЧЕТОПЕ, ИПФЕМПУШ ЧЩРЙФШ ЕЭЕ РП УФБЛБОХ, РТПУФЙМЙУШ Й ЧЩЫМЙ. уЙОГПЧ ПУФБМУС У ВБВЛПК Й УФБТЙЛПН. рПУХЕФЙЧЫЙУШ Х РЕЮЛЙ Й РПДМПЦЙЧ РПД ДТПЧБ МХЮЙОХ, ВБВЛБ РПЫМБ Ч УПУЕДОАА ЛПНОБФХ Й ЮЕТЕЪ НЙОХФХ ЧЕТОХМБУШ УП УРЙЮЛБНЙ. пВБ ТБЪБ, ЛПЗДБ ПОБ ПФЛТЩЧБМБ Й ЪБЛТЩЧБМБ ДЧЕТШ, ЗТПНЛЙК ОПАЭЙК РМБЮ ЧУРМЕУЛБНЙ ЧЩТЩЧБМУС ПФФХДБ.

ЮФП ЬФП Х ЧБУ, ЛФП РМБЮЕФ? - УРТПУЙМ уЙОГПЧ.

ДХОШЛБ ЗПМПУЙФ, ЧОХЮЛБ НПС. х ОЕК РБТОС ХВЙМП. пО УХИПТХЛПК, ЕЗП ОБ ЧПКОХ ОЕ ЧЪСМЙ. рПЗОБМЙ ЙЪ оЕМЙДПЧБ ЛПМИПЪОПЕ УФБДП, ПО УП УФБДПН РПЫЕМ, Й, ЛБЛ ЫПУУЕ РЕТЕИПДЙМЙ, РП ОЙН ВПНВЩ УВТПУЙМЙ Й ХВЙМЙ. чФПТПК ДЕОШ ЧПЕФ, - ЧЪДПИОХМБ ВБВЛБ.

пОБ ТБЪПЦЗМБ МХЮЙОХ, РПУФБЧЙМБ ОБ ПЗПОШ ЮХЗХОПЛ У ХЦЕ ЪБТБОЕЕ, ОБЧЕТОПЕ ДМС УЕВС, РПНЩФПК ЛБТФПЫЛПК, РПФПН УЕМБ ТСДПН УП УЧПЙН УФБТЙЛПН ОБ МБЧЛЕ Й, ПВМПЛПФСУШ ОБ УФПМ, РТЙЗПТАОЙМБУШ.

ЧУЕ Х ОБУ ОБ ЧПКОЕ. уЩОЩ ОБ ЧПКОЕ, ЧОХЛЙ ОБ ЧПКОЕ. б УЛПТП МЙ ОЕНЕГ УАДБ РТЙДЕФ, Б?

ОЕ ЪОБА.

Б ФП РТЙИПДЙМЙ ЙЪ оЕМЙДПЧБ, ЗПЧПТЙМЙ, ЮФП ОЕНЕГ ХЦЕ Ч юБХУБИ ВЩМ.

ОЕ ЪОБА. - уЙОГПЧ Й Ч УБНПН ДЕМЕ ОЕ ЪОБМ, ЮФП ПФЧЕФЙФШ.

ДПМЦОП, УЛПТП, - УЛБЪБМБ ВБВЛБ. - уФБДБ ХЦЕ РСФШ ДЕО, ЛБЛ ЗПОАФ, ЪТС ВЩ ОЕ УФБМЙ. й НЩ ЧПФ, - РПЛБЪБМБ ПОБ УХИПОШЛПК ТХЛПК ОБ ВБДЕКЛХ, - РПУМЕДОЕЕ НПМПЮЛП РШЕН. фПЦЕ ЛПТПЧХ ПФДБМЙ. рХУФШ ЗПОАФ, ДБУФ ВПЗ, ЛПЗДБ Й ПВТБФОП РТЙЗПОАФ. уПУЕДЛБ ЗПЧПТЙМБ, Ч оЕМЙДПЧЕ ОБТПДХ НБМП ПУФБМПУШ, ЧУЕ ХИПДАФ...

пОБ ЗПЧПТЙМБ ЧУЕ ЬФП, Б УФБТЙЛ УЙДЕМ Й НПМЮБМ; ЪБ ЧУЕ ЧТЕНС, ЮФП уЙОГПЧ ВЩМ Ч ЙЪВЕ, ПО ФБЛ Й ОЕ УЛБЪБМ ОЙ ПДОПЗП УМПЧБ. пО ВЩМ ПЮЕОШ УФБТ Й, ЛБЪБМПУШ, ИПФЕМ ХНЕТЕФШ ФЕРЕТШ ЦЕ, ОЕ ДПЦЙДБСУШ, ЛПЗДБ ЧУМЕД ЪБ ЬФЙНЙ МАДШНЙ Ч ЛТБУОПБТНЕКУЛПК ЖПТНЕ Ч ЕЗП ЙЪВХ ЪБКДХФ ОЕНГЩ. й ФБЛБС ЗТХУФШ ПИЧБФЩЧБМБ РТЙ ЧЪЗМСДЕ ОБ ОЕЗП, ФБЛБС ФПУЛБ УМЩЫБМБУШ Ч ОПАЭЕН ЦЕОУЛПН ТЩДБОЙЙ ЪБ УФЕОПК, ЮФП уЙОГПЧ ОЕ ЧЩДЕТЦБМ Й ЧЩЫЕМ, УЛБЪБЧ, ЮФП УЕКЮБУ ЧЕТОЕФУС.

еДЧБ УРХУФЙЧЫЙУШ У ЛТЩМШГБ, ПО ХЧЙДЕМ РПДИПДЙЧЫЕЗП Л ЙЪВЕ уЕТРЙМЙОБ.

ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ... - ОБЮБМ ПО.

оП, ПРЕТЕДЙЧ ЕЗП, Л уЕТРЙМЙОХ РПДВЕЦБМБ ДБЧЕЫОСС НБМЕОШЛБС ЧТБЮЙИБ Й, ЧПМОХСУШ, УЛБЪБМБ, ЮФП РПМЛПЧОЙЛ ъБКЮЙЛПЧ РТПУЙМ УЕКЮБУ ЦЕ РПДПКФЙ Л ОЕНХ.

РПФПН ЪБКДХ, ЕУМЙ ХУРЕА, - НБИОХМ ТХЛПК уЕТРЙМЙО Ч ПФЧЕФ ОБ РТПУШВХ уЙОГПЧБ ЪБКФЙ ПФДПИОХФШ Ч ЙЪВЕ Й УЧЙОГПЧЩНЙ ЫБЗБНЙ РПЫЕМ ЪБ НБМЕОШЛПК ЧТБЮЙИПК.

ъБКЮЙЛПЧ МЕЦБМ ОБ ОПУЙМЛБИ Ч ФЕОЙ, РПД ЗХУФЩНЙ ЛХУФБНЙ ПТЕЫОЙЛБ. еЗП ФПМШЛП ЮФП ОБРПЙМЙ ЧПДПК; ОБЧЕТОПЕ, ПО ЗМПФБМ ЕЕ У ФТХДПН: ЧПТПФОЙЛ ЗЙНОБУФЕТЛЙ Й РМЕЮЙ ВЩМЙ Х ОЕЗП НПЛТЩЕ.

С ЪДЕУШ, оЙЛПМБК рЕФТПЧЙЮ. - уЕТРЙМЙО УЕМ ОБ ЪЕНМА ТСДПН У ъБКЮЙЛПЧЩН.

ъБКЮЙЛПЧ ПФЛТЩМ ЗМБЪБ ФБЛ НЕДМЕООП, УМПЧОП ДБЦЕ ЬФП ДЧЙЦЕОЙЕ ФТЕВПЧБМП ПФ ОЕЗП ОЕЙНПЧЕТОПЗП ХУЙМЙС.

УМХЫБК, жЕДС, - ЫЕРПФПН УЛБЪБМ ПО, ЧРЕТЧЩЕ ФБЛ ПВТБЭБСУШ Л уЕТРЙМЙОХ, - ЪБУФТЕМЙ НЕОС. оЕФ УЙМ НХЮЙФШУС, ПЛБЦЙ ХУМХЗХ.

ОЕ НПЗХ, - ДТПЗОХЧЫЙН ЗПМПУПН УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО.

ЕУМЙ ВЩ С ФПМШЛП УБН НХЮЙМУС, Б ФП ЧУЕИ ПВТЕНЕОСА. - ъБКЮЙЛПЧ У ФТХДПН ЧЩДЩИБМ ЛБЦДПЕ УМПЧП.

ОЕ НПЗХ, - РПЧФПТЙМ уЕТРЙМЙО.

ДБК РЙУФПМЕФ, УБН ЪБУФТЕМАУШ.

уЕТРЙМЙО НПМЮБМ.

ПФЧЕФУФЧЕООПУФЙ ВПЙЫШУС?

ОЕМШЪС ФЕВЕ УФТЕМСФШУС, - УПВТБМУС ОБЛПОЕГ У ДХИПН уЕТРЙМЙО, - ОЕ ЙНЕЕЫШ РТБЧБ. оБ МАДЕК РПДЕКУФЧХЕФ. еУМЙ В НЩ У ФПВПК ЧДЧПЕН ЫМЙ...

пО ОЕ ДПЗПЧПТЙМ ЖТБЪЩ, ОП ХНЙТБАЭЙК ъБКЮЙЛПЧ ОЕ ФПМШЛП РПОСМ, ОП Й РПЧЕТЙМ, ЮФП, ВХДШ ПОЙ ЧДЧПЕН, уЕТРЙМЙО ОЕ ПФЛБЪБМ ВЩ ЕНХ Ч РТБЧЕ ЪБУФТЕМЙФШУС.

БИ, ЛБЛ С НХЮБАУШ, - ПО ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ, - ЛБЛ НХЮБАУШ, уЕТРЙМЙО, ЕУМЙ ВЩ ФЩ ЪОБМ, УЙМ НПЙИ ОЕФ! хУЩРЙ НЕОС, РТЙЛБЦЙ ЧТБЮХ, ЮФПВЩ ХУЩРЙМБ, С ЕЕ РТПУЙМ - ОЕ ДБЕФ, ЗПЧПТЙФ, ОЕФХ. фЩ РТПЧЕТШ, НПЦЕФ, ЧТЕФ?

фЕРЕТШ ПО УОПЧБ МЕЦБМ ОЕРПДЧЙЦОП, ЪБЛТЩЧ ЗМБЪБ Й УЦБЧ ЗХВЩ. уЕТРЙМЙО ЧУФБМ Й, ПФПКДС Ч УФПТПОХ, РПДПЪЧБМ Л УЕВЕ ЧТБЮЙИХ.

ВЕЪОБДЕЦОП? - УРТПУЙМ ПО ФЙИП.

пОБ ФПМШЛП ЧУРМЕУОХМБ УЧПЙНЙ НБМЕОШЛЙНЙ ТХЮЛБНЙ.

ЮФП ЧЩ УРТБЫЙЧБЕФЕ? с ХЦЕ ФТЙ ТБЪБ ДХНБМБ, ЮФП УПЧУЕН ХНЙТБЕФ. оЕУЛПМШЛП ЮБУПЧ ПУФБМПУШ ЦЙФШ, УБНПЕ ДПМЗПЕ.

ЕУФШ Х ЧБУ ЮФП-ОЙВХДШ ХУЩРЙФШ ЕЗП? - ФЙИП, ОП ТЕЫЙФЕМШОП УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО.

чТБЮЙИБ ЙУРХЗБООП РПУНПФТЕМБ ОБ ОЕЗП ВПМШЫЙНЙ ДЕФУЛЙНЙ ЗМБЪБНЙ.

ЬФП ОЕМШЪС!

С ЪОБА, ЮФП ОЕМШЪС, ПФЧЕФУФЧЕООПУФШ НПС. еУФШ ЙМЙ ОЕФ?

ОЕФ, - УЛБЪБМБ ЧТБЮЙИБ, Й ЕНХ РПЛБЪБМПУШ, ЮФП ПОБ ОЕ УПМЗБМБ.

ОЕФ УЙМ УНПФТЕФШ, ЛБЛ ЮЕМПЧЕЛ НХЮБЕФУС.

Б Х НЕОС, ДХНБЕФЕ, ЕУФШ УЙМЩ? - ПФЧЕФЙМБ ПОБ Й, ОЕПЦЙДБООП ДМС уЕТРЙМЙОБ, ЪБРМБЛБМБ, ТБЪНБЪЩЧБС УМЕЪЩ РП МЙГХ.

уЕТРЙМЙО ПФЧЕТОХМУС ПФ ОЕЕ, РПДПЫЕМ Л ъБКЮЙЛПЧХ Й УЕМ ТСДПН, ЧЗМСДЩЧБСУШ Ч ЕЗП МЙГП.

мЙГП ЬФП РЕТЕД УНЕТФША ПУХОХМПУШ Й ПФ ИХДПВЩ РПНПМПДЕМП. уЕТРЙМЙО ЧДТХЗ ЧУРПНОЙМ, ЮФП ъБКЮЙЛПЧ ОБ ГЕМЩИ ЫЕУФШ МЕФ НПМПЦЕ ЕЗП Й Л ЛПОГХ ЗТБЦДБОУЛПК ВЩМ ЕЭЕ НПМПДЩН ЛПНЧЪЧПДБ, ЛПЗДБ ПО, уЕТРЙМЙО, ХЦЕ ЛПНБОДПЧБМ РПМЛПН. й ПФ ЬФПЗП ДБМЕЛПЗП ЧПУРПНЙОБОЙС ЗПТЕЮШ УФБТЫЕЗП, Х ЛПФПТПЗП ХНЙТБЕФ ОБ ТХЛБИ НМБДЫЙК, ПИЧБФЙМБ ДХЫХ ПДОПЗП, ХЦЕ ОЕНПМПДПЗП, ЮЕМПЧЕЛБ ОБД ФЕМПН ДТХЗПЗП.

"бИ, ъБКЮЙЛПЧ, ъБКЮЙЛПЧ, - РПДХНБМ уЕТРЙМЙО, - ОЕ ИЧБФБМ ЪЧЕЪД У ОЕВБ, ЛПЗДБ ВЩМ Х НЕОС ОБ УФБЦЙТПЧЛЕ, УМХЦЙМ РП-ТБЪОПНХ - Й МХЮЫЕ Й ИХЦЕ ДТХЗЙИ, РПФПН ЧПЕЧБМ ОБ ЖЙОУЛПК, ОБЧЕТОПЕ ИТБВТП: ДЧБ ПТДЕОБ ДБТПН ОЕ ДБДХФ, ДБ Й РПД нПЗЙМЕЧПН ОЕ УФТХУЙМ, ОЕ ТБУФЕТСМУС, ЛПНБОДПЧБМ, РПЛБ УФПСМ ОБ ОПЗБИ, Б ФЕРЕТШ ЧПФ МЕЦЙЫШ Й ХНЙТБЕЫШ ЪДЕУШ, Ч МЕУХ, Й ОЕ ЪОБЕЫШ Й ОЙЛПЗДБ ОЕ ХЪОБЕЫШ, ЛПЗДБ Й ЗДЕ ЛПОЮЙФУС ЬФБ ЧПКОБ... ОБ ЛПФПТПК ФЩ У УБНПЗП ОБЮБМБ ИМЕВОХМ ФБЛПЗП ЗПТС..."

ИПФШ ВЩ ОПНЕТ ДЙЧЙЪЙЙ УПИТБОЙФШ, - ПФЛТЩЧ ЗМБЪБ Й ЪБНЕФЙЧ УЙДСЭЕЗП ТСДПН уЕТРЙМЙОБ, ЫЕРПФПН УЛБЪБМ ъБКЮЙЛПЧ.

оЕФ, ПО ОЕ ВЩМ Ч ЪБВЩФШЙ, ПО МЕЦБМ Й ДХНБМ РПЮФЙ П ФПН ЦЕ, П ЮЕН ДХНБМ уЕТРЙМЙО.

Б РПЮЕНХ ВЩ ЕЗП ОЕ УПИТБОЙФШ? - ХЧЕТЕООП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - чЩОЕУЕН ЪОБНС, ЧЩКДЕН У ПТХЦЙЕН, ДПМПЦЙН, ЛБЛ ЧПЕЧБМЙ. рПЮЕНХ ЦЕ ОЕ УПИТБОЙФШ? нЩ ЕЗП ОЕ ЪБРСФОБМЙ Й ОЕ ЪБРСФОБЕН, ДБА ФЕВЕ ЛПННХОЙУФЙЮЕУЛПЕ УМПЧП...

ЧУЕ В ОЙЮЕЗП, - ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ ъБКЮЙЛПЧ, - ФПМШЛП ВПМШОП ПЮЕОШ. йДЙ, Х ФЕВС ДЕМБ! - УПЧУЕН ХЦЕ ФЙИП, ЮЕТЕЪ УЙМХ, РТПЗПЧПТЙМ ПО Й УОПЧБ ЪБЛХУЙМ ПФ ВПМЙ ЗХВХ...

ч ЧПУЕНШ ЮБУПЧ ЧЕЮЕТБ ПФТСД уЕТРЙМЙОБ РПДПЫЕМ Л АЗП-ЧПУФПЮОПК ЮБУФЙ МЕУБ. дБМШЫЕ, УХДС РП ЛБТФЕ, ЫМП ЕЭЕ ДЧБ ЛЙМПНЕФТБ НЕМЛПМЕУШС, Б ЪБ ОЙН РТПМЕЗБМБ ЫПУУЕКОБС ДПТПЗБ, ЛПФПТХА ОЙЛБЛ ОЕМШЪС ВЩМП НЙОПЧБФШ. ъБ ДПТПЗПК ВЩМБ ДЕТЕЧОС, РПМПУБ РБИПФОЩИ ЪЕНЕМШ, Й МЙЫШ РПФПН ЧОПЧШ ОБЮЙОБМЙУШ МЕУБ. оЕ ДПИПДС ДП НЕМЛПМЕУШС, уЕТРЙМЙО ТБУРПМПЦЙМ МАДЕК ОБ ПФДЩИ, Ч РТЕДЧЙДЕОЙЙ ВПС Й ОПЮОПЗП РЕТЕИПДБ УТБЪХ ЧУМЕД ЪБ ВПЕН. мАДСН ОБДП ВЩМП РПДЛТЕРЙФШУС Й РПУРБФШ. нОПЗЙЕ ХЦЕ ДБЧОП ЕМЕ ЧПМПЮЙМЙ ОПЗЙ, ОП ЫМЙ ЙЪ РПУМЕДОЙИ УЙМ, ЪОБС, ЮФП ЕУМЙ ПОЙ ДП ЧЕЮЕТБ ОЕ ЧЩКДХФ Л ЫПУУЕ Й ОПЮША ОЕ РЕТЕУЕЛХФ ЕЗП, ФП ЧУЕ ЙИ РТЕЦОЙЕ ХУЙМЙС ВЕУУНЩУМЕООЩ - ЙН РТЙДЕФУС ЦДБФШ УМЕДХАЭЕК ОПЮЙ.

пВПКДС ТБУРПМПЦЕОЙЕ ПФТСДБ, РТПЧЕТЙЧ ДПЪПТЩ Й ПФРТБЧЙЧ Л ЫПУУЕ ТБЪЧЕДЛХ, уЕТРЙМЙО Ч ПЦЙДБОЙЙ ЕЕ ЧПЪЧТБЭЕОЙС ТЕЫЙМ ПФДПИОХФШ. оП ЬФП ОЕ УТБЪХ ХДБМПУШ ЕНХ. еДЧБ ПО ПВМАВПЧБМ УЕВЕ НЕУФП ОБ ФТБЧЛЕ РПД ФЕОЙУФЩН ДЕТЕЧПН, ЛБЛ ыНБЛПЧ РПДУЕМ Л ОЕНХ Й, ЧЩФБЭЙЧ ЙЪ ЛБТНБОБ ЗБМЙЖЕ, УХОХМ ЕНХ Ч ТХЛХ РПЦХИМХА, ОБЧЕТОПЕ ХЦЕ ОЕУЛПМШЛП ДОЕК РТПЧБМСЧЫХАУС Ч МЕУХ, ОЕНЕГЛХА МЙУФПЧЛХ.

ОБ, РПМАВПРЩФУФЧХК. вПКГЩ ОБЫМЙ, РТЙОЕУМЙ. дПМЦОП ВЩФШ, У УБНПМЕФПЧ УВТБУЩЧБАФ.

уЕТРЙМЙО РТПФЕТ УМЙРБЧЫЙЕУС ПФ ВЕУУПООЙГЩ ЗМБЪБ Й ДПВТПУПЧЕУФОП РТПЮЕМ МЙУФПЧЛХ, ЧУА, ПФ ОБЮБМБ ДП ЛПОГБ. ч ОЕК УППВЭБМПУШ, ЮФП УФБМЙОУЛЙЕ БТНЙЙ ТБЪЗТПНМЕОЩ, ЮФП Ч РМЕО ЧЪСФП ЫЕУФШ НЙММЙПОПЧ ЮЕМПЧЕЛ, ЮФП ЗЕТНБОУЛЙЕ ЧПКУЛБ ЧЪСМЙ уНПМЕОУЛ Й РПДИПДСФ Л нПУЛЧЕ. ъБ ЬФЙН УМЕДПЧБМ ЧЩЧПД: ДБМШОЕКЫЕЕ УПРТПФЙЧМЕОЙЕ ВЕУРПМЕЪОП, Б ЪБ ЧЩЧПДПН ДЧБ ПВЕЭБОЙС: "УПИТБОЙФШ ЦЙЪОШ ДМС ЛБЦДПЗП, ЛФП ДПВТПЧПМШОП УДБУФУС Ч РМЕО, Ч ФПН ЮЙУМЕ ДМС ЛПНБОДОПЗП Й РПМЙФЙЮЕУЛПЗП УПУФБЧБ" Й "ЛПТНЙФШ РМЕООЩИ ФТЙ ТБЪБ Ч ДЕОШ Й УПДЕТЦБФШ ЙИ Ч ХУМПЧЙСИ, ПВЭЕРТЙОСФЩИ Ч ГЙЧЙМЙЪПЧБООПН НЙТЕ". оБ ПВТБФОПК УФПТПОЕ МЙУФПЧЛЙ ВЩМБ ПФФЙУОХФБ ТБЪНБЫЙУФБС УИЕНБ; ЙЪ ОБЪЧБОЙК ЗПТПДПЧ ОБ ОЕК ВЩМЙ ФПМШЛП нЙОУЛ, уНПМЕОУЛ Й нПУЛЧБ, ОП РП ПВЭЙН НБУЫФБВБН УЕЧЕТОБС УФТЕМБ ОБУФХРБЧЫЙИ ЗЕТНБОУЛЙИ БТНЙК ЪБЕЪЦБМБ ДБМЕЛП ЪБ чПМПЗДХ, Б АЦОБС РПРБДБМБ ЛПОГПН ЛХДБ-ФП НЕЦДХ рЕОЪПК Й фБНВПЧПН. уТЕДОСС УФТЕМБ, ЧРТПЮЕН, ЮХФШ-ЮХФШ ОЕ ДПУФБЧБМБ ДП нПУЛЧЩ - ЪБОСФШ нПУЛЧХ УПУФБЧЙФЕМЙ МЙУФПЧЛЙ ЧУЕ ЦЕ РПЛБ ОЕ ТЕЫЙМЙУШ.

ДБ-Б, - ОБУНЕЫМЙЧП РТПФСОХМ уЕТРЙМЙО Й, УПЗОХЧ МЙУФПЧЛХ РПРПМБН, ЧЕТОХМ ыНБЛПЧХ. - дБЦЕ ФЕВЕ, ЛПНЙУУБТ, ПЛБЪЩЧБЕФУС, ЦЙЪОШ ПВЕЭБАФ. лБЛ, НПЦЕФ, УДБДЙНУС, Б?

ДЕОЙЛЙОГЩ Й ФЕ РПХНОЕК ФБЛЙЕ ВХНБЦПОЛЙ УФТСРБМЙ. - ыНБЛПЧ РПЧЕТОХМУС Л уЙОГПЧХ Й УРТПУЙМ, ПУФБМЙУШ МЙ Х ОЕЗП УРЙЮЛЙ.

уЙОГПЧ ЧЩФБЭЙМ ЙЪ ЛБТНБОБ УРЙЮЛЙ Й ИПФЕМ УЦЕЮШ РТПФСОХФХА ыНБЛПЧЩН МЙУФПЧЛХ ОЕ ЮЙФБС, ОП ыНБЛПЧ ПУФБОПЧЙМ ЕЗП:

Б ФЩ РТПЮФЙ, ПОБ ОЕ ЪБТБЪОБС!

уЙОГПЧ РТПЮЕМ МЙУФПЧЛХ У ЛБЛЙН-ФП ДБЦЕ УБНПЗП ЕЗП ХДЙЧЙЧЫЙН ВЕУЮХЧУФЧЙЕН. пО, уЙОГПЧ, РПЪБЧЮЕТБ Й ЧЮЕТБ УОБЮБМБ ЙЪ ЧЙОФПЧЛЙ, Б РПФПН ЙЪ ОЕНЕГЛПЗП БЧФПНБФБ УЧПЙНЙ ТХЛБНЙ ХВЙМ ДЧХИ ЖБЫЙУФПЧ, НПЦЕФ ВЩФШ, Й ВПМШЫЕ, ОП ДЧХИ ХВЙМ - ЬФП ФПЮОП; ПО ИПФЕМ Й ДБМШЫЕ ХВЙЧБФШ ЙИ, Й ЬФБ МЙУФПЧЛБ ОЕ ПФОПУЙМБУШ Л ОЕНХ...

"уПИТБОЙФШ ЦЙЪОШ ДМС ЛБЦДПЗП... дМС ЛБЦДПЗП! фБЛ РП-ТХУУЛЙ ОЕ РЙЫХФ", - РПДХНБМ ПО Й, РПЮЙТЛБЧ УРЙЮЛПК РП ОЕРТПУПИЫЕНХ ЛПТПВЛХ, РПДЦЕЗ ЪБЛТХФЙЧЫЙКУС УРЙТБМША ХЗПМ МЙУФПЧЛЙ.

фЕН ЧТЕНЕОЕН уЕТРЙМЙО РП-УПМДБФУЛЙ, ОЕ ФТБФС МЙЫОЕЗП ЧТЕНЕОЙ, ХУФТБЙЧБМУС ПФДПИОХФШ РПД ПВМАВПЧБООЩН ЙН ДЕТЕЧПН. л ХДЙЧМЕОЙА уЙОГПЧБ, УТЕДЙ ОЕНОПЗЙИ УБНЩИ ОЕПВИПДЙНЩИ ЧЕЭЕК Ч РПМЕЧПК УХНЛЕ уЕТРЙМЙОБ ПЛБЪБМБУШ ЧЮЕФЧЕТП УМПЦЕООБС ТЕЪЙОПЧБС РПДХЫЕЮЛБ. уНЕЫОП РХЪЩТС ИХДЩЕ ЭЕЛЙ, уЕТРЙМЙО ОБДХМ ЕЕ Й У ОБУМБЦДЕОЙЕН РПДМПЦЙМ РПД ЗПМПЧХ.

ЧУАДХ ЧПЦХ У УПВПК, РПДБТПЛ ЦЕОЩ! - ХМЩВОХМУС ПО УНПФТЕЧЫЕНХ ОБ ЬФЙ РТЙЗПФПЧМЕОЙС уЙОГПЧХ, ОЕ ДПВБЧЙЧ, ЮФП РПДХЫЕЮЛБ ВЩМБ ДМС ОЕЗП ПУПВП РБНСФОПК: РТЙУМБООБС ОЕУЛПМШЛП МЕФ ОБЪБД ЦЕОПА ЙЪ ДПНБ, ПОБ РТПРХФЕЫЕУФЧПЧБМБ У ОЙН ОБ лПМЩНХ Й ПВТБФОП.

ыНБЛПЧ ОЕ ИПФЕМ МПЦЙФШУС, РПЛБ ВХДЕФ УРБФШ уЕТРЙМЙО, ОП ФПФ ХЗПЧПТЙМ ЕЗП.

ЧУЕ ТБЧОП Х ОБУ У ФПВПК УЕЗПДОС РП ПЮЕТЕДЙ ОЕ ЧЩКДЕФ. оПЮША ОБДП ОЕ УРБФШ, - ЮЕЗП ДПВТПЗП, ЧПЕЧБФШ РТЙДЕФУС. б ЧПЕЧБФШ ВЕЪ УОБ ОЙЛФП ОЕ НПЦЕФ, ДБЦЕ ЛПНЙУУБТЩ! иПФШ ОБ ЮБУ, Б, ВХДШ ДПВТ, ЪБЛТПК ЗМБЪБ, ЛБЛ ЛХТБ ОБ ОБУЕУФЕ.

рТЙЛБЪБЧ ТБЪВХДЙФШ УЕВС, ЛБЛ ФПМШЛП ЧЕТОЕФУС ТБЪЧЕДЛБ, уЕТРЙМЙО ВМБЦЕООП ЧЩФСОХМУС ОБ ФТБЧЕ. оЕНОПЦЛП РПЧПТПЮБЧЫЙУШ У ВПЛХ ОБ ВПЛ, ЪБУОХМ Й ыНБЛПЧ. уЙОГПЧ, ЛПФПТПНХ уЕТРЙМЙО ОЕ ПФДБМ ОЙЛБЛЙИ РТЙЛБЪБОЙК, У ФТХДПН РТЕПДПМЕМ УПВМБЪО ФПЦЕ МЕЮШ Й ЪБУОХФШ. еУМЙ ВЩ уЕТРЙМЙО РТСНП УЛБЪБМ ЕНХ, ЮФП НПЦОП УРБФШ, ПО ОЕ ЧЩДЕТЦБМ ВЩ Й МЕЗ, ОП уЕТРЙМЙО ОЙЮЕЗП ОЕ УЛБЪБМ, Й уЙОГПЧ, ВПТСУШ УП УОПН, УФБМ НЕТЙФШ ЫБЗБНЙ ЧЪБД Й ЧРЕТЕД НБМЕОШЛХА РПМСОЛХ, ОБ ЛПФПТПК РПД ДЕТЕЧПН МЕЦБМЙ ЛПНВТЙЗ Й ЛПНЙУУБТ. тБОШЫЕ ПО ФПМШЛП УМЩЫБМ, ЮФП МАДЙ ЪБУЩРБАФ ОБ ИПДХ, УЕКЮБУ ПО ЙУРЩФБМ ЬФП ОБ УЕВЕ, ЙОПЗДБ ЧДТХЗ ПУФБОБЧМЙЧБСУШ Й ФЕТСС ТБЧОПЧЕУЙЕ.

ФПЧБТЙЭ РПМЙФТХЛ, - ХУМЩЫБМ ПО ЪБ УРЙОПК ОЕЗТПНЛЙК ЪОБЛПНЩК ЗПМПУ иПТЩЫЕЧБ.

ЮФП УМХЮЙМПУШ? - УРТПУЙМ уЙОГПЧ, РПЧЕТОХЧЫЙУШ Й У ФТЕЧПЗПК ЪБНЕФЙЧ РТЙЪОБЛЙ ЗМХВПЛПЗП ЧПМОЕОЙС ОБ ПВЩЮОП ОЕЧПЪНХФЙНП ЧЕУЕМПН НБМШЮЙЫЕУЛПН МЙГЕ МЕКФЕОБОФБ.

ОЙЮЕЗП. пТХДЙЕ Ч МЕУХ ПВОБТХЦЙМЙ. иПЮХ ЛПНВТЙЗХ ДПМПЦЙФШ.

иПТЩЫЕЧ РП-РТЕЦОЕНХ ЗПЧПТЙМ ОЕЗТПНЛП, ОП, ОБЧЕТОПЕ, уЕТРЙМЙОБ ТБЪВХДЙМП УМПЧП "ПТХДЙЕ". пО УЕМ, ПРЙТБСУШ ОБ ТХЛЙ, ПЗМСОХМУС ОБ УРСЭЕЗП ыНБЛПЧБ Й ФЙИП РПДОСМУС, УДЕМБЧ ЪОБЛ ТХЛПК, ЮФПВЩ ОЕ ДПЛМБДЩЧБМЙ ЧП ЧЕУШ ЗПМПУ, ОЕ ВХДЙМЙ ЛПНЙУУБТБ. пРТБЧЙЧ ЗЙНОБУФЕТЛХ Й РПНБОЙЧ ЪБ УПВПК уЙОГПЧБ, ПО РТПЫЕМ ОЕУЛПМШЛП ЫБЗПЧ Ч ЗМХВШ МЕУБ. й ФПМШЛП ФХФ ОБЛПОЕГ ДБМ иПТЩЫЕЧХ ЧПЪНПЦОПУФШ ДПМПЦЙФШ.

ЮФП ЪБ ПТХДЙЕ? оЕНЕГЛПЕ?

ОБЫЕ. й РТЙ ОЕН РСФШ ВПКГПЧ.

Б УОБТСДЩ?

ПДЙО УОБТСД ПУФБМУС.

ОЕВПЗБФП. б ДБМЕЛП ПФУАДБ?

ЫБЗПЧ РСФШУПФ.

уЕТРЙМЙО РПЧЕМ РМЕЮБНЙ, УФТСИЙЧБС У УЕВС ПУФБФЛЙ УОБ, Й УЛБЪБМ, ЮФПВЩ иПТЩЫЕЧ РТПЧПДЙМ ЕЗП Л ПТХДЙА.

уЙОГПЧХ ИПФЕМПУШ РП ДПТПЗЕ ХЪОБФШ, РПЮЕНХ Х ЧУЕЗДБ УРПЛПКОПЗП МЕКФЕОБОФБ ФБЛПЕ ЧЪЧПМОПЧБООПЕ МЙГП, ОП уЕТРЙМЙО ЫЕМ ЧУА ДПТПЗХ НПМЮБ, Й уЙОГПЧХ ВЩМП ОЕХДПВОП ОБТХЫБФШ ЬФП НПМЮБОЙЕ.

юЕТЕЪ РСФШУПФ ЫБЗПЧ ПОЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП ХЧЙДЕМЙ УФПСЧЫХА Ч ЗХЭЕ НПМПДПЗП ЕМШОЙЛБ 45-НЙММЙНЕФТПЧХА РТПФЙЧПФБОЛПЧХА РХЫЛХ. чПЪМЕ РХЫЛЙ ОБ ФПМУФПН УМПЕ ТЩЦЕК УФБТПК ИЧПЙ УЙДЕМЙ ЧРЕТЕНЕЦЛХ ВПКГЩ иПТЩЫЕЧБ Й ФЕ РСФЕТП БТФЙММЕТЙУФПЧ, П ЛПФПТЩИ ПО ДПМПЦЙМ уЕТРЙМЙОХ.

рТЙ РПСЧМЕОЙЙ ЛПНВТЙЗБ ЧУЕ ЧУФБМЙ, БТФЙММЕТЙУФЩ ЮХФШ РПЪЦЕ ДТХЗЙИ, ОП ЧУЕ-ФБЛЙ ТБОШЫЕ, ЮЕН иПТЩЫЕЧ ХУРЕМ РПДБФШ ЛПНБОДХ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭЙ БТФЙММЕТЙУФЩ! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - лФП Х ЧБУ ЪБ УФБТЫЕЗП?

чРЕТЕД ЫБЗОХМ УФБТЫЙОБ Ч ЖХТБЦЛЕ УП УМПНБООЩН РПРПМБН ЛПЪЩТШЛПН Й ЮЕТОЩН БТФЙММЕТЙКУЛЙН ПЛПМЩЫЕН. оБ НЕУФЕ ПДОПЗП ЗМБЪБ Х ОЕЗП ВЩМБ ЪБРХИЫБС ТБОБ, Б ЧЕТИОЕЕ ЧЕЛП ДТХЗПЗП ЗМБЪБ РПДТБЗЙЧБМП ПФ ОБРТСЦЕОЙС. оП УФПСМ ПО ОБ ЪЕНМЕ ЛТЕРЛП, УМПЧОП ОПЗЙ Ч ДТБОЩИ УБРПЗБИ ВЩМЙ РТЙЛПМПЮЕОЩ Л ОЕК ЗЧПЪДСНЙ; Й ТХЛХ У ПВПТЧБООЩН Й РТПЦЦЕООЩН ТХЛБЧПН РПДОЕУ Л ПВМПНБООПНХ ЛПЪЩТШЛХ, ЛБЛ ОБ РТХЦЙОЕ; Й ЗПМПУПН, ЗХУФЩН Й УЙМШОЩН, ДПМПЦЙМ, ЮФП ПО, УФБТЫЙОБ ДЕЧСФПЗП ПФДЕМШОПЗП РТПФЙЧПФБОЛПЧПЗП ДЙЧЙЪЙПОБ ыЕУФБЛПЧ, СЧМСЕФУС Ч ОБУФПСЭЕЕ ЧТЕНС УФБТЫЙН РП ЛПНБОДЕ, ЧЩЧЕДС У ВПСНЙ ПУФБЧЫХАУС НБФЕТЙБМШОХА ЮБУФШ ЙЪ-РПД ЗПТПДБ вТЕУФБ.

ПФЛХДБ, ПФЛХДБ? - РЕТЕУРТПУЙМ уЕТРЙМЙО, ЛПФПТПНХ РПЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ПУМЩЫБМУС.

ЙЪ-РПД ЗПТПДБ вТЕУФБ, ЗДЕ Ч РПМОПН УПУФБЧЕ ДЙЧЙЪЙПОБ ВЩМ РТЙОСФ РЕТЧЩК ВПК У ЖБЫЙУФБНЙ, - ОЕ УЛБЪБМ, Б ПФТХВЙМ УФБТЫЙОБ.

оБУФХРЙМП НПМЮБОЙЕ.

уЕТРЙМЙО УНПФТЕМ ОБ БТФЙММЕТЙУФПЧ, УППВТБЦБС, НПЦЕФ МЙ ВЩФШ РТБЧДПК ФП, ЮФП ПО ФПМШЛП ЮФП ХУМЩЫБМ. й ЮЕН ДПМШЫЕ ПО ОБ ОЙИ УНПФТЕМ, ФЕН ЧУЕ СУОЕЕ УФБОПЧЙМПУШ ПНХ, ЮФП ЙНЕООП ЬФБ ОЕЧЕТПСФОБС ЙУФПТЙС Й ЕУФШ УБНБС ОБУФПСЭБС РТБЧДБ, Б ФП, ЮФП РЙЫХФ ОЕНГЩ Ч УЧПЙИ МЙУФПЧЛБИ РТП УЧПА РПВЕДХ, ЕУФШ ФПМШЛП РТБЧДПРПДПВОБС МПЦШ Й ВПМШЫЕ ОЙЮЕЗП.

рСФШ РПЮЕТОЕЧЫЙИ, ФТПОХФЩИ ЗПМПДПН МЙГ, РСФШ РБТ ХУФБМЩИ, ОБФТХЦЕООЩИ ТХЛ, РСФШ ЙЪНПЮБМЕООЩИ, ЗТСЪОЩИ, ЙУИМЕУФБООЩИ ЧЕФЛБНЙ ЗЙНОБУФЕТПЛ, РСФШ ОЕНЕГЛЙИ, ЧЪСФЩИ Ч ВПА БЧФПНБФПЧ Й РХЫЛБ, РПУМЕДОСС РХЫЛБ ДЙЧЙЪЙПОБ, ОЕ РП ОЕВХ, Б РП ЪЕНМЕ, ОЕ ЮХДПН, Б УПМДБФУЛЙНЙ ТХЛБНЙ РЕТЕФБЭЕООБС УАДБ У ЗТБОЙГЩ, ЪБ ЮЕФЩТЕУФБ У МЙЫОЙН ЧЕТУФ... оЕФ, ЧТЕФЕ, ЗПУРПДБ ЖБЫЙУФЩ, ОЕ ВХДЕФ РП-ЧБЫЕНХ!

ОБ УЕВЕ, ЮФП МЙ? - УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО, РТПЗМПФЙЧ ЛПНПЛ Ч ЗПТМЕ Й ЛЙЧОХЧ ОБ РХЫЛХ.

уФБТЫЙОБ ПФЧЕФЙМ, Б ПУФБМШОЩЕ, ОЕ ЧЩДЕТЦБЧ, ИПТПН РПДДЕТЦБМЙ ЕЗП, ЮФП ВЩЧБМП РП-ТБЪОПНХ: ЫМЙ Й ОБ ЛПООПК ФСЗЕ, Й ОБ ТХЛБИ ФБЭЙМЙ, Й ПРСФШ ТБЪЦЙЧБМЙУШ МПЫБДШНЙ, Й УОПЧБ ОБ ТХЛБИ...

Б ЛБЛ ЮЕТЕЪ ЧПДОЩЕ РТЕЗТБДЩ, ЪДЕУШ, ЮЕТЕЪ дОЕРТ, ЛБЛ? - УОПЧБ УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО.

РМПФПН, РПЪБРТПЫМПК ОПЮША...

Б НЩ ЧПФ ОЙ ПДОПЗП ОЕ РЕТЕРТБЧЙМЙ, - ЧДТХЗ УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, ОП ИПФС ПО ПВЧЕМ РТЙ ЬФПН ЧЪЗМСДПН ЧУЕИ УЧПЙИ, ПОЙ РПЮХЧУФЧПЧБМЙ, ЮФП ПО ХРТЕЛБЕФ УЕКЮБУ ФПМШЛП ПДОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ - УБНПЗП УЕВС.

рПФПН ПО УОПЧБ РПУНПФТЕМ ОБ БТФЙММЕТЙУФПЧ:

ЗПЧПТСФ, Й УОБТСДЩ Х ЧБУ ЕУФШ?

ПДЙО, РПУМЕДОЙК, - ЧЙОПЧБФП, УМПЧОП ПО ОЕДПЗМСДЕМ Й ЧПЧТЕНС ОЕ ЧПУУФБОПЧЙМ ВПЕЛПНРМЕЛФ, УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ.

Б ЗДЕ РТЕДРПУМЕДОЙК ЙУФТБФЙМЙ?

ФХФ, ЛЙМПНЕФТПЧ ЪБ ДЕУСФШ. - уФБТЫЙОБ ФЛОХМ ТХЛПА ОБЪБД, ФХДБ, ЗДЕ ЪБ МЕУПН РТПИПДЙМП ЫПУУЕ. - рТПЫМПК ОПЮША ЧЩЛБФЙМЙ Л ЫПУУЕ Ч ЛХУФЩ, ОБ РТСНХА ОБЧПДЛХ, Й РП БЧФПЛПМПООЕ, Ч ЗПМПЧОХА НБЫЙОХ, РТСНП Ч ЖБТЩ ДБМЙ!

Б ЮФП МЕУ РТПЮЕЫХФ, ОЕ РПВПСМЙУШ?

ОБДПЕМП ВПСФШУС, ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, РХУФШ ОБУ ВПСФУС!

ФБЛ Й ОЕ РТПЮЕУЩЧБМЙ?

ОЕФ. фПМШЛП НЙОБНЙ ЛТХЗПН ЧУЕ ЪБЛЙДБМЙ. лПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙПОБ ОБУНЕТФШ ТБОЙМЙ.

Б ЗДЕ ПО? - ВЩУФТП УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО Й, ОЕ ХУРЕЧ ДПЗПЧПТЙФШ, ХЦЕ УБН РПОСМ, ЗДЕ...

ч УФПТПОЕ, ФБН, ЛХДБ РПЧЕМ ЗМБЪБНЙ УФБТЫЙОБ, РПД ЗТПНБДОПК, УФБТПК, ДП УБНПК ЧЕТИХЫЛЙ ЗПМПК УПУОПК ЦЕМФЕМБ ФПМШЛП ЮФП ЪБУЩРБООБС НПЗЙМБ; ДБЦЕ ОЕНЕГЛЙК ЫЙТПЛЙК ФЕУБЛ, ЛПФПТЩН ТЕЪБМЙ ДЕТО, ЮФПВЩ ПВМПЦЙФШ НПЗЙМХ, ЕЭЕ ОЕ ЧЩОХФЩК, ФПТЮБМ ЙЪ ЪЕНМЙ, ЛБЛ ОЕРТПЫЕОЩК ЛТЕУФ.

оБ УПУОЕ ЕЭЕ УПЮЙМБУШ УНПМПК ЗТХВБС, ЛТЕУФ-ОБЛТЕУФ ЪБТХВЛБ. й ЕЭЕ ДЧЕ ФБЛЙЕ ЦЕ ЪМЩЕ ЪБТХВЛЙ ВЩМЙ ОБ УПУОБИ УРТБЧБ Й УМЕЧБ ПФ НПЗЙМЩ, ЛБЛ ЧЩЪПЧ УХДШВЕ, ЛБЛ НПМЮБМЙЧПЕ ПВЕЭБОЙЕ ЧЕТОХФШУС.

уЕТРЙМЙО РПДПЫЕМ Л НПЗЙМЕ Й, УДЕТОХЧ У ЗПМПЧЩ ЖХТБЦЛХ, ДПМЗП НПМЮБ УНПФТЕМ ОБ ЪЕНМА, УМПЧОП УФБТБСУШ ХЧЙДЕФШ УЛЧПЪШ ОЕЕ ФП, ЮЕЗП ХЦЕ ОЙЛПНХ Й ОЙЛПЗДБ ОЕ ДБОП ВЩМП ХЧЙДЕФШ, - МЙГП ЮЕМПЧЕЛБ, ЛПФПТЩК У ВПСНЙ ДПЧЕМ ПФ вТЕУФБ ДП ЬФПЗП ЪБДОЕРТПЧУЛПЗП МЕУБ ЧУЕ, ЮФП ПУФБМПУШ ПФ ЕЗП ДЙЧЙЪЙПОБ: РСФШ ВПКГПЧ Й РХЫЛХ У РПУМЕДОЙН УОБТСДПН.

уЕТРЙМЙО ОЙЛПЗДБ ОЕ ЧЙДЕМ ЬФПЗП ЮЕМПЧЕЛБ, ОП ЕНХ ЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ИПТПЫП ЪОБЕФ, ЛБЛПК ЬФП ЮЕМПЧЕЛ. фБЛПК, ЪБ ЛПФПТЩН УПМДБФЩ ЙДХФ Ч ПЗПОШ Й Ч ЧПДХ, ФБЛПК, ЮШЕ НЕТФЧПЕ ФЕМП, ЦЕТФЧХС ЦЙЪОША, ЧЩОПУСФ ЙЪ ВПС, ФБЛПК, ЮШЙ РТЙЛБЪБОЙС ЧЩРПМОСАФ Й РПУМЕ УНЕТФЙ. фБЛПК, ЛБЛЙН ОБДП ВЩФШ, ЮФПВЩ ЧЩЧЕУФЙ ЬФХ РХЫЛХ Й ЬФЙИ МАДЕК. оП Й ЬФЙ МАДЙ, ЛПФПТЩИ ПО ЧЩЧЕМ, УФПЙМЙ УЧПЕЗП ЛПНБОДЙТБ. пО ВЩМ ФБЛЙН, РПФПНХ ЮФП ЫЕМ У ОЙНЙ...

уЕТРЙМЙО ОБДЕМ ЖХТБЦЛХ Й НПМЮБ РПЦБМ ТХЛХ ЛБЦДПНХ ЙЪ БТФЙММЕТЙУФПЧ. рПФПН РПЛБЪБМ ОБ НПЗЙМХ Й ПФТЩЧЙУФП УРТПУЙМ:

ЛБЛ ЖБНЙМЙС?

ЛБРЙФБО зХУЕЧ.

ОЕ ЪБРЙУЩЧБК. - уЕТРЙМЙО ХЧЙДЕМ, ЮФП уЙОГПЧ ЧЪСМУС ЪБ РМБОЫЕФ. - й ФБЛ ОЕ ЪБВХДХ ДП УНЕТФОПЗП ЮБУБ. б ЧРТПЮЕН, ЧУЕ НЩ УНЕТФОЩ, ЪБРЙЫЙ! й БТФЙММЕТЙУФПЧ ЧОЕУЙ Ч УФТПЕЧПК УРЙУПЛ! уРБУЙВП ЪБ УМХЦВХ, ФПЧБТЙЭЙ! б ЧБЫ РПУМЕДОЙК УОБТСД, ДХНБА, ЧЩРХУФЙН ЕЭЕ УЕЗПДОС ОПЮША, Ч ВПА.

уТЕДЙ УФПСЧЫЙИ ЧНЕУФЕ У БТФЙММЕТЙУФБНЙ ВПКГПЧ иПТЩЫЕЧБ уЕТРЙМЙО ДБЧОП ХЦЕ ЪБНЕФЙМ УЕДХА ЗПМПЧХ вБТБОПЧБ, ОП ФПМШЛП УЕКЮБУ ЧУФТЕФЙМУС У ОЙН ЧЪЗМСДПН - ЗМБЪБ Ч ЗМБЪБ Й РТПЮЕМ Ч ЬФЙИ ОЕ ХУРЕЧЫЙИ УРТСФБФШУС ПФ ОЕЗП ЗМБЪБИ УФТБИ РЕТЕД НЩУМША П ВХДХЭЕН ВПЕ.

ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, - ЙЪ-ЪБ УРЙО ВПКГПЧ РПСЧЙМБУШ НБМЕОШЛБС ЖЙЗХТЛБ ДПЛФПТЫЙ, - ЧБУ РПМЛПЧОЙЛ ЪПЧЕФ!

РПМЛПЧОЙЛ? - РЕТЕУРТПУЙМ уЕТРЙМЙО. пО УЕКЮБУ ДХНБМ П вБТБОПЧЕ Й ОЕ УТБЪХ УППВТБЪЙМ, ЛБЛПК РПМЛПЧОЙЛ ЕЗП ЪПЧЕФ. - дБ, ЙДЕН, ЙДЕН, - УЛБЪБМ ПО, РПОСЧ, ЮФП ДПЛФПТЫБ ЗПЧПТЙФ П ъБКЮЙЛПЧЕ.

ЮФП УМХЮЙМПУШ? юФП Ц НЕОС ОЕ РПЪЧБМЙ? - ПЗПТЮЕООП УЦБЧ РЕТЕД УПВПК МБДПОЙ, ЧПУЛМЙЛОХМБ ДПЛФПТЫБ, ЪБНЕФЙЧ МАДЕК, УФПМРЙЧЫЙИУС ОБД УЧЕЦЕК НПЗЙМПК.

ОЙЮЕЗП, РПКДЕНФЕ, РПЪДОП ЧБУ ЪЧБФШ ВЩМП! - уЕТРЙМЙО У ЗТХВПЧБФПК МБУЛПК РПМПЦЙМ ЕК ОБ РМЕЮП УЧПА ВПМШЫХА ТХЛХ, РПЮФЙ ОБУЙМШОП РПЧЕТОХМ ЕЕ Й, ЧУЕ ЕЭЕ ДЕТЦБ ТХЛХ ОБ ЕЕ РМЕЮЕ, РПЫЕМ ЧНЕУФЕ У ОЕА.

"вЕЪ ЧЕТЩ, ВЕЪ ЮЕУФЙ, ВЕЪ УПЧЕУФЙ, - РТПДПМЦБМ ПО ДХНБФШ П вБТБОПЧЕ, ЫБЗБС ТСДПН У ДПЛФПТЫЕК. - рПЛБ ЧПКОБ ЛБЪБМБУШ ДБМЕЛПК, ЛТЙЮБМ, ЮФП ЫБРЛБНЙ ЪБЛЙДБЕН, Б РТЙЫМБ - Й РЕТЧЩН РПВЕЦБМ. тБЪ ПО ЙУРХЗБМУС, ТБЪ ЕНХ УФТБЫОП, ЪОБЮЙФ, ХЦЕ ЧУЕ РТПЙЗТБОП, ХЦЕ НЩ ОЕ РПВЕДЙН! лБЛ ВЩ ОЕ ФБЛ! лТПНЕ ФЕВС, ЕЭЕ ЛБРЙФБО зХУЕЧ ЕУФШ, Й ЕЗП БТФЙММЕТЙУФЩ, Й НЩ, ЗТЕЫОЩЕ, ЦЙЧЩЕ Й НЕТФЧЩЕ, Й ЧПФ ЬФБ ДПЛФПТЫБ НБМЕОШЛБС, ЮФП ОБЗБО ДЧХНС ТХЛБНЙ ДЕТЦЙФ..."

уЕТРЙМЙО ЧДТХЗ РПЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП ЕЗП ФСЦЕМБС ТХЛБ ЧУЕ ЕЭЕ МЕЦЙФ ОБ ИХДЕОШЛПН РМЕЮЕ ДПЛФПТЫЙ, Й ОЕ ФПМШЛП МЕЦЙФ, ОП ДБЦЕ ПРЙТБЕФУС ОБ ЬФП РМЕЮП. б ПОБ ЙДЕФ УЕВЕ Й ЛБЛ ВХДФП ОЕ ЪБНЕЮБЕФ, ДБЦЕ, ЛБЦЕФУС, ОБТПЮОП РТЙРПДОСМБ РМЕЮП. йДЕФ Й ОЕ РПДПЪТЕЧБЕФ, ОБЧЕТОПЕ, ЮФП ВЩЧБАФ ОБ УЧЕФЕ ФБЛЙЕ МАДЙ, ЛБЛ вБТБОПЧ.

ЧПФ ЧЙДЙФЕ, ТХЛХ Х ЧБУ ОБ РМЕЮЕ ЪБВЩМ, - ЗМХИПЧБФЩН МБУЛПЧЩН ЗПМПУПН УЛБЪБМ ПО ДПЛФПТЫЕ Й УОСМ ТХЛХ.

Б ЧЩ ОЙЮЕЗП, ЧЩ ПВПРТЙФЕУШ, ЕУМЙ ХУФБМЙ. с ЪОБЕФЕ ЛБЛБС УЙМШОБС.

"дБ, ФЩ УЙМШОБС, - РПДХНБМ РТП УЕВС уЕТРЙМЙО, - У ФБЛЙНЙ, ЛБЛ ФЩ, ОЕ РТПРБДЕН, ЬФП ЧЕТОП". еНХ ИПФЕМПУШ УЛБЪБФШ ЬФПК НБМЕОШЛПК ЦЕОЭЙОЕ ЮФП-ФП МБУЛПЧПЕ Й ХЧЕТЕООПЕ, ЮФП ВЩМП ВЩ ПФЧЕФПН ОБ ЕЗП УПВУФЧЕООЩЕ НЩУМЙ П вБТБОПЧЕ, ОП ЮФП ЙНЕООП УЛБЪБФШ ЕК, ПО ФБЛ Й ОЕ ОБЫЕМ, Й ПОЙ НПМЮБ ДПЫБЗБМЙ ДП ФПЗП НЕУФБ, ЗДЕ МЕЦБМ ъБКЮЙЛПЧ.

ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ, С РТЙЧЕМБ, - ФЙИП УЛБЪБМБ ДПЛФПТЫБ, РЕТЧПК УФБОПЧСУШ ОБ ЛПМЕОЙ Х ОПУЙМПЛ У ъБКЮЙЛПЧЩН.

уЕТРЙМЙО ФПЦЕ УФБМ ОБ ЛПМЕОЙ ТСДПН У ОЕК, Й ПОБ ПФПДЧЙОХМБУШ Ч УФПТПОХ, ЮФПВЩ ОЕ НЕЫБФШ ЕНХ ОБЛМПОЙФШУС РПВМЙЦЕ Л МЙГХ ъБКЮЙЛПЧБ.

ЬФП ФЩ, уЕТРЙМЙО? - ОЕЧОСФОЩН ЫЕРПФПН УРТПУЙМ ъБКЮЙЛПЧ.

УМХЫБК, ЮФП С ФЕВЕ УЛБЦХ, - ЕЭЕ ФЙЫЕ УЛБЪБМ ъБКЮЙЛПЧ Й ЪБНПМЮБМ.

уЕТРЙМЙО ЦДБМ НЙОХФХ, ДЧЕ, ФТЙ, ОП ЕНХ ФБЛ Й ОЕ УХЦДЕОП ВЩМП ХЪОБФШ, ЮФП ЙНЕООП ИПФЕМ УЛБЪБФШ ОПЧПНХ ЛПНБОДЙТХ ДЙЧЙЪЙЙ ЕЕ ВЩЧЫЙК ЛПНБОДЙТ.

ХНЕТ, - ЮХФШ УМЩЫОП УЛБЪБМБ ДПЛФПТЫБ.

уЕТРЙМЙО НЕДМЕООП УОСМ ЖХТБЦЛХ, У НЙОХФХ РПУФПСМ ОБ ЛПМЕОСИ У ОЕРПЛТЩФПК ЗПМПЧПК, У ХУЙМЙЕН ТБЪПЗОХЧ ЛПМЕОЙ, ЧУФБМ ОБ ОПЗЙ Й, ОЕ УЛБЪБЧ ОЙ УМПЧБ, РПЫЕМ ПВТБФОП.

чЕТОХЧЫЙЕУС ТБЪЧЕДЮЙЛЙ ДПМПЦЙМЙ, ЮФП ОБ ЫПУУЕ ОЕНЕГЛЙЕ РБФТХМЙ Й ДЧЙЦЕОЙЕ НБЫЙО Ч УФПТПОХ юБХУ.

ОХ ЮФП Ц, ЛБЛ ЧЙДОП, РТЙДЕФУС ЧПЕЧБФШ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - рПДОЙНЙФЕ Й РПУФТПКФЕ МАДЕК!

уЕКЮБУ, ХЪОБЧ, ЮФП ЕЗП РТЕДРПМПЦЕОЙС РПДФЧЕТДЙМЙУШ Й ЫПУУЕ ЕДЧБ МЙ ХДБУФУС РЕТЕУЕЮШ ВЕЪ ВПС, ПО ПЛПОЮБФЕМШОП УФТСИОХМ ХЗОЕФБЧЫЕЕ ЕЗП У ХФТБ ЮХЧУФЧП ЖЙЪЙЮЕУЛПК ХУФБМПУФЙ. пО ВЩМ РПМПО ТЕЫЙНПУФЙ ДПЧЕУФЙ ЧУЕИ ЬФЙИ РПДОЙНБЧЫЙИУС ПФ УОБ У ПТХЦЙЕН Ч ТХЛБИ МАДЕК ФХДБ, ЛХДБ ПО ДПМЦЕО ВЩМ ЙИ ДПЧЕУФЙ, - ДП УЧПЙИ! оЙ П ЮЕН ДТХЗПН ПО ОЕ ДХНБМ Й ОЕ ЦЕМБМ ДХНБФШ, ЙВП ОЙЮФП ДТХЗПЕ ЕЗП ОЕ ХУФТБЙЧБМП.

пО ОЕ ЪОБМ Й ОЕ НПЗ ЕЭЕ ЪОБФШ Ч ФХ ОПЮШ РПМОПК ГЕОЩ ЧУЕЗП ХЦЕ УПЧЕТЫЕООПЗП МАДШНЙ ЕЗП РПМЛБ. й, РПДПВОП ЕНХ Й ЕЗП РПДЮЙОЕООЩН, РПМОПК ГЕОЩ УЧПЙИ ДЕМ ЕЭЕ ОЕ ЪОБМЙ ФЩУСЮЙ ДТХЗЙИ МАДЕК, Ч ФЩУСЮБИ ДТХЗЙИ НЕУФ УТБЦБЧЫЙИУС ОБУНЕТФШ У ОЕЪБРМБОЙТПЧБООЩН ОЕНГБНЙ ХРПТУФЧПН.

пОЙ ОЕ ЪОБМЙ Й ОЕ НПЗМЙ ЪОБФШ, ЮФП ЗЕОЕТБМЩ ЕЭЕ РПВЕДПОПУОП ОБУФХРБЧЫЕК ОБ нПУЛЧХ, мЕОЙОЗТБД Й лЙЕЧ ЗЕТНБОУЛПК БТНЙЙ ЮЕТЕЪ РСФОБДГБФШ МЕФ ОБЪПЧХФ ЬФПФ ЙАМШ УПТПЛ РЕТЧПЗП ЗПДБ НЕУСГЕН ПВНБОХФЩИ ПЦЙДБОЙК, ХУРЕИПЧ, ОЕ УФБЧЫЙИ РПВЕДПК.

пОЙ ОЕ НПЗМЙ РТЕДЧЙДЕФШ ЬФЙИ ВХДХЭЙИ ЗПТШЛЙИ РТЙЪОБОЙК ЧТБЗБ, ОП РПЮФЙ ЛБЦДЩК ЙЪ ОЙИ ФПЗДБ, Ч ЙАМЕ, РТЙМПЦЙМ ТХЛХ Л ФПНХ, ЮФПВЩ ЧУЕ ЬФП ЙНЕООП ФБЛ Й УМХЮЙМПУШ.

уЕТРЙМЙО УФПСМ, РТЙУМХЫЙЧБСУШ Л ДПМЕФБЧЫЙН ДП ОЕЗП ОЕЗТПНЛЙН ЛПНБОДБН. лПМПООБ ОЕУФТПКОП ЫЕЧЕМЙМБУШ Ч ПРХУФЙЧЫЕКУС ОБ МЕУ ФЕНОПФЕ. оБД ЕЗП ЪХВЮБФЩНЙ ЧЕТИХЫЛБНЙ РПДОЙНБМБУШ РМПУЛБС ВБЗТПЧБС МХОБ. лПОЮБМЙУШ РЕТЧЩЕ УХФЛЙ ЧЩИПДБ ЙЪ ПЛТХЦЕОЙС...

Симонов Константин

Перед атакой

Симонов Константин Михайлович

Перед атакой

Уже много лет не запомнят в этих местах такой непогожей весны. С утра и до вечера небо одинаково серо, и мелкий холодный дождик все идет и идет, перемежаясь с мокрым снегом. С рассвета и до темноты не разберешь, который час. Дорога то разливается в черные озера грязи, то идет между двумя высокими стенами побуревшего снега.

Младший лейтенант Василий Цыганов лежит на берегу взбухшего от весенней воды ручья перед большим селом, название которого - Загребля - он узнал только сегодня и которое он забудет завтра, потому что сегодня село это должно быть взято, и он пойдет дальше и будет завтра биться под другим таким же селом, названия которого он еще не знает.

Он лежит на полу в одной из пяти хаток, стоящих на этой стороне ручья, над самым берегом, перед разбитым мостом.

Вася, а Вася? - говорит ему лежащий рядом с ним сержант Петренко.Что ты молчишь, Вася?

Петренко когда-то учился вместе с Цыгановым в одной школе-семилетке в Харькове и, по редкой на войне случайности, оказался во взводе у своего старого знакомого. Несмотря на разницу в званиях, когда они наедине, Петренко называет приятеля по-прежнему Васей.

Ну что ты молчишь? - повторяет еще раз Петренко, которому не нравится, что вот уже полчаса, как Цыганов не сказал ни слова.

Петренко хочется поговорить, потому что немцы стреляют по хатам из минометов, а за разговором время идет незаметней.

Но Цыганов по-прежнему не отвечает. Он лежит молча, прислонившись к разбитой стене хаты, и смотрит в бинокль через пролом наружу, за ручей. Собственно говоря, место, где он лежит, уже нельзя назвать хатой, это только остов ее. Крыша сорвана снарядом, а стена наполовину проломлена, и дождь при порывах ветра мелкими каплями падает за ворот шинели.

Ну чего тебе? - наконец оторвавшись от бинокля, повертывает Цыганов лицо к Петренко.- Чего тебе?

Что ты такой смурный сегодня? - говорит Петренко.

Табаку нет.

И, считая вопрос исчерпанным, Цыганов снова начинает смотреть в бинокль.

На самом деле он сказал неправду. Молчаливость его сегодня не оттого, что нет табаку, хотя это тоже неприятно. Ему не хочется разговаривать оттого, что он вдруг полчаса назад вспомнил: сегодня день его рождения, ему исполнилось тридцать лет. И, вспомнив это, он вспомнил еще очень многое, о чем, может, было бы лучше и не вспоминать, особенно теперь, когда через час, с темнотой, надо идти через ручей в атаку. И мало ли еще что может случиться!

Однако он, сердясь на себя, все-таки начинает вспоминать жену и сына Володьку и трехмесячное отсутствие писем.

Когда в августе они брали Харьков, их дивизия прошла на десять километров южней города, и он видел город вдалеке, но зайти так и не смог и только потом, из писем, узнал, что жена и Володька живы. А какие они сейчас, как выглядят, даже трудно себе представить.

И когда он лишний раз сейчас думает о том, что три года их не видел, он вдруг вспоминает, что не только этот, но и прошлый и позапрошлый дни рождения исполнялись вот так же, на фронте. Он начинает вспоминать: где ж его заставали эти дни рождения?

Сорок второй год. В сорок втором году, в апреле, они стояли возле Гжатска, под Москвой, у деревни Петушки. И атаковали ее они не то восемь, не то девять раз. Он вспоминает Петушки и с сожалением человека, много с тех пор повидавшего, с полной ясностью представляет себе, что Петушки эти надо было брать вовсе не так, как их брали тогда. А надо было зайти километров на десять правей, за соседнюю деревню Прохоровку, и оттуда обойти немцев, и они сами бы из этих Петушков тогда посыпались. Как вот сегодня Загреблю будем брать, а не как тогда - все в лоб да в лоб.

Потом он начинает вспоминать сорок третий год. Где же он тогда был? Десятого его ранили, а потом? Да, верно, тогда он был в медсанбате. Хотя ногу и сильно задело, но он упросил, чтобы его оставили в медсанбате, чтобы не уезжать из части, а то в военкоматах ни черта не хотят слушать. Попадешь оттуда куда угодно, только не в свою часть. Да. Он лежал тогда в медсанбате, и до передовой было всего семь километров. Тяжелые снаряды иногда перелетали через голову. Километров пятьдесят за Курском. Год прошел. Тогда за Курском, а теперь за Ровно. И вдруг, вспомнив все эти названия - Петушки, Курск, Ровно, он неожиданно для себя улыбается, и его угрюмое настроение исчезает.

"Много протопали,- думает он.- Конечно, все одинаково шли. Но, скажем, танкистам или артиллеристам, которые на механической тяге, так им не так заметно, а, скажем, артиллеристам, которые на конной тяге, тем уже заметней, как много прошли... А всего заметней - пехоте".

Правда, раза три или четыре подвезло марши на машинах делать, подбрасывали. А то все ногами.

Он пытается восстановить в уме, какое большое это расстояние, и почему-то вспоминает угловой класс семилетки, где в простенке между окнами висела большая географическая карта. Он прикидывает в уме, сколько примерно от Петушков досюда. По карте получается тысячи полторы километров, не больше, а кажется, что десять тысяч. Да, пожалуй. По карте - мало, а от деревни до деревни - много.

Он поворачивается к Петренко и говорит вслух:

Что "много"? - спрашивает Петренко.

Прошли много.

Да, у меня со вчерашнего марша еще ноги ноют,- соглашается Петренко.- Больше тридцати километров прошли, а?

Это еще не много... А вообще много... Вот интересно - от Петушков...

Какие Петушки?

Есть такие Петушки... От Петушков досюда два года иду. И, скажем, до Германии еще тоже долго идти будем, не один месяц. А вот война кончится, сел в поезд, раз - и готово, уже в Харькове. Ну, может быть, неделю, в крайнем случае, проедешь. Сюда больше двух лет, а обратно - неделю. Вот когда пехота поездит...- совсем размечтавшись, добавляет он.- Будут поезда ходить. И до того докатаемся, что лень будет даже пять километров пешком пройти. Идет, скажем, поезд, проезжает мимо деревни, в которой боец живет, он - раз, дернет "вестингауз" - остановил поезд и слез.

А кондуктор? - спрашивает Петренко.

Кондуктор? А ничего. Нам тогда право будет дано,- продолжает фантазировать Цыганов,- по случаю наших больших трудов останавливать поезд каждому у своей деревни.

Ну, нам-то прямо до Харькова,- рассудительно говорит Петренко.

Нам-то? - переспрашивает Цыганов.- Нам с тобой пока что прямо до Загребли. А там и до Харькова,- после паузы добавляет он.

Над их головами пролетают несколько мин и падают позади, на поле.

Должно быть, Железное назад ползет,- повернувшись в ту сторону, говорит Цыганов.

А ты его давно послал?

Да уже часа два.

С термосом?

С термосом.

Ох, горячего бы чего поесть,- мечтательно, как о недосягаемом, говорит Петренко.

Цыганов опять смотрит в бинокль.

Петренко лежит рядом, поглядывает на него и пробует себе представить, о чем бы в этот момент мог думать Цыганов. Он беспокойный. Все, наверное, соображает, как через ручей лучше перебраться. Два часа все смотрит. Высказывая эту мысль вслух, слово "беспокойный" Петренко произнес бы с некоторой досадой, однако именно об этом качестве Цыганова он думает с уважением.

Вот лежит рядом с ним Цыганов, Вася, с которым они вместе учились до седьмого класса, когда он ушел из школы, а Цыганов остался учиться в восьмом... Лежит и смотрит в бинокль... И не школа это, а война, и не Харьков, а село где-то около границы. И уже не Вася это, а младший лейтенант Цыганов - командир взвода автоматчиков. Над верхней губой у него рыжие усы, которые придают ему пожилой вид: один полковник даже как-то спросил его, не участвовал ли он в той германской войне.

Петренко сам на фронте недавно, месяца три. И когда он думает о том, что Цыганов воюет почти три года, и прикидывает это на себя, то Цыганов ему кажется героем. В самом деле, сколько уже воюет! И все идет своими ногами впереди батальона, первый в села входит...

Так думает он, глядя на Цыганова, а Цыганов, на время оторвавшись от бинокля, в свою очередь, думает о Петренко. И мысли его совершенно другие.

"Черт ее знает! - думает он.- Что, если не подвезли в батальон кухню? Железное термос пустой притащит. А этому вот подай горячего. Он и так выдержит, конечно, он терпеливый, но горяченького хочется. Три месяца всего воюет, трудно ему. Если бы, как я, три года, тогда бы ко всему привык, легче было бы. А то попал прямо в автоматчики, да прямо в наступление. Трудно".

Он смотрит в бинокль и замечает легкое движение между обломками большого сарая, стоящего на той стороне ручья, на краю деревни,

Товарищ Петренко! - обращается он на "вы" к Петренко.- Сползайте к Денисову, он там, у третьей хаты, в ямке лежит. Возьмите у него снайперскую винтовку и принесите мне.

Петренко уползает. Цыганов остается один. Он снова смотрит в бинокль и теперь думает только о немце, который ворошится в сарае. Надо его из винтовки щелкнуть, из автомата не стоит: спугнешь. А из винтовки сразу дать и - нет немца.

Правый берег высок и обрывист. "Если наступать, как тогда под Петушками, половину батальона уложить можно",- думает Цыганов.

Он смотрит на часы. До наступления темноты осталось еще тридцать минут. Утром его к себе вызывал командир батальона капитан Морозов и объяснял задачу. И у него сейчас вдруг легчает на душе оттого, что он заранее знает, как все будет. Что в двадцать тридцать одна рота обходным путем выйдет на дорогу за село, а он с шумом пойдет прямо, и тогда немцам капут со всех сторон.

Слева раздается подряд несколько автоматных очередей.

Жмаченко бьет,- прислушиваясь, говорит он.- Правильно.

Он три часа назад приказал трем из своих автоматчиков через каждые десять - пятнадцать минут поддавать немцам треску... чтобы они по излишней тишине не догадались, что их обходят.

Подумав о Жмаченко, Цыганов начинает по очереди вспоминать всех своих автоматчиков. И тех шестнадцать - живых, что сейчас лежат с ним вместе тут, на выселках, и ждут атаки, и других - тех, что выбыли из взвода: кто убит, кто ранен...

Много народу переменилось. Много... Он вспоминает рыжеусого немолодого Хромова, который когда-то соблазнил его отпустить такие же усы, а потом в бою под Житомиром спас его, застрелив немца, а потом, под Новоград-Волынским, погиб. Хоронили его зимой, но тоже шел дождь, и когда стали забрасывать могилу, то с лопат сыпалась грязь и было как-то тяжело и обидно, что земля - такая грязная, мокрая - падает на знакомое лицо. Он спрыгнул в могилу и накрыл лицо Хромова пилоткой. Да. А теперь кажется, что это было давно. Потом еще шли, шли...

Стараясь не думать о тех, которых нет, он вспоминает живых, тех, что сейчас с ним. Железнов ушел с термосом в батальон. Этот такой: в кровь разобьется, если в походной кухне есть хотя бы ложка горячей каши принесет. А Жмаченко ленивый. Идет на своих длинных ногах, ватник без пуговиц, только ремнем затянут. Как грязь на ложке автомата налипла, так и носит ее с собой, а когда окапываться приходится - другой за полчаса себе как следует выкопает, а он против всех только наполовину.

Жмаченко, а Жмаченко, что ты своей жизни не жалеешь?

Та земля, товарищ лейтенант, дуже грязная.

Будешь так рассуждать, убьют тебя из-за твоей лени.

И в самом деле: за два года во все атаки ходит и ни разу не только не поцарапало, даже шинель не задело осколком.

После Жмаченко Цыганов вспоминает о Денисове, к которому он послал сейчас Петренко за снайперской винтовкой. Тот бережет оружие. И автомат и винтовку всегда при себе носит. Откуда она попала к нему - снайперская винтовка? Кто его знает. А следит хорошо. И сейчас небось пожалел, что винтовку требуют. Хотя лейтенант требует, а все же жалко отдавать. Хозяин...

Он вспоминает щуплого, рябоватого младшего сержанта по фамилии Коняга, на которого он на прошлой неделе раза три накричал: плетется всегда в хвосте, отстает. Тот только покорно вытягивался и молчал. А потом на пятый или шестой день, когда пришлось наконец стать в деревне на ночь, Цыганов, неожиданно зайдя в хату, где расположился Коняга, увидел, как тот, разувшись, закрыв глаза и тихонько вскрикивая от боли, отдирает от ног портянки. Ноги у него были распухшие и окровавленные, так что идти ему не было никакой возможности. Но он все-таки шел... И когда Цыганов увидел, как он сдирает с ног портянки, и окликнул его, он вскочил и растерянно посмотрел на младшего лейтенанта, как будто был в чем-то виноват.

Милый ты мой! - с неожиданной лаской сказал ему Цыганов.- Чертушка, что же ты не сказал?

Но Коняга, как обычно, стоял и молчал, и только когда Цыганов приказал ему сесть, и сел с ним рядом, и обнял его одной рукой за плечо, Коняга объяснил, почему он не хотел говорить: тогда ему пришлось бы уйти на несколько дней в медсанбат, и потом, может быть, он обратно к своим не попал бы.

И Цыганов понял, что Коняга, человек от природы тихий и застенчивый, так привык к окружающим его товарищам, что расстаться с ними ему казалось более страшным, чем идти днем и ночью на своих распухших ногах. Он так и остался во взводе. Взводу сутки удалось передохнуть, и фельдшер помог Коняге.

Были во взводе и другие, разные люди. Цыганов у некоторых из них не успел подробно расспросить об их прошлой, довоенной жизни, но ко всем ним он уже присмотрелся и, шагая по дороге, иногда занимался тем, что представлял себе, кем бы они могли быть раньше, и бывал доволен, когда, спросив их, выяснял, что не ошибся в своих догадках.

Товарищ лейтенант!

Во взводе его последний месяц, с тех пор как из старшин произвели в младшие лейтенанты, называли больше просто "лейтенант", отчасти для краткости, отчасти из желания польстить.

Товарищ лейтенант.

Цыганов не оборачивается. Он и так слышит по голосу, что это вернувшийся из батальона Железнов.

Ну что скажешь? Кухня приехала?

Нет, товарищ лейтенант.

Что же ты?.. А говорил, из-под земли достану!

Ночью будет кухня,- отвечает Железнов,- так в батальоне сказали. Кухня вышла, но грязь сильная, еще две лошади припрягли, так что ночью будет. Как село возьмем, прямо туда кашу привезут.

Ночью - это хорошо,- говорит Цыганов.- А что сейчас нет - плохо.

Зато подарочек вам принес.

Что за подарочек? Фляжку, что ли, достал?

Кабы фляжку! - прищелкивает языком Железнов при мысли о водке.Подарочек от капитана. Сказал мне: "Вот, отнеси".

Железнов снимает ушанку и достает из-за отворота ее маленький комочек бумаги. Цыганов с интересом следит за ним. В бумажку, оказывается, завернуты две маленькие латунные звездочки.

Капитан для себя делал, ну и для вас приказал сделать.

Цыганов протягивает руку и, взяв звездочки на ладонь, смотрит на них. Ему приятно и внимание капитана, и то, что у него теперь есть звездочки, которые можно нацепить на погоны.

А вот и погоны,- говорит Железнов.- Это уже лично я достал.

И он, вытащив из кармана, протягивает Цыганову пару новеньких красноармейских погон.

Так это ж красноармейские. Полоски нет.

А вы на них звездочки прицепите и носите, а полоски я вам прочертить могу.

К Цыганову подползает Петренко.

Принес? - не отрывая глаз от бинокля, спрашивает Цыганов и, не поворачиваясь, берет из рук Петренко снайперскую винтовку.

Отложив в сторону бинокль, он широко, чтоб было удобнее, раскидывает ноги и, прочно вдавив в землю локти, ловит в телескопический прицел тот угол развалин сарая, где прячется замеченный им немец. Теперь остается только ждать. В развалинах не заметно никакого движения.

Цыганов терпеливо ждет, весь сосредоточившись на одной мысли о предстоящем выстреле. Дождь продолжает накрапывать, капли падают за воротник шинели, и Цыганов, не отрывая рук от винтовки, вертит головой. Наконец показывается голова немца. Цыганов нажимает на спуск. Короткий стук выстрела - и голова немца там, в развалинах, исчезает. Хотя в этом нельзя убедиться сейчас, а потом, когда они возьмут село, уже и не до того будет, но Цыганов определенно чувствует, что он попал.

Жалость к людям живет в Цыганове, от природы добром человеке. Несмотря на привычку, он, не показывая этого, до сих пор внутренне вздрагивает, видя наших убитых бойцов, частица воспитанного с детства ужаса перед смертью оживает в нем. Но в каком бы жалком и растерзанном виде ни представали его глазам немецкие мертвецы, он вполне и непритворно равнодушен к их смерти, они не вызывают у него другого чувства, кроме подсознательного желания посчитать, сколько их.

Цыганов, устало вздохнув, говорит вслух:

И когда же они все кончатся?

Кто? - спрашивает Петренко.

Немцы. Ты сиди тут, а я пойду, обойду позицию и вернусь.

Взяв автомат, Цыганов выходит из хаты и, то перебегая, то переползая, по очереди заглядывает ко всем своим автоматчикам. Немецкие мины продолжают рваться по всему берегу, и сейчас, когда он не лежит за стенкой, а передвигается по открытому месту, поющий их свист становится не то что страшнее, а как-то заметнее.

Цыганов переползает от одного автоматчика к другому и в последний раз рукой показывает каждому те переходы через низину и ручей, которые он давно приглядел для атаки.

А колы прямо, товарищ лейтенант? - спрашивает верный себе ленивый Жмаченко.- Зачем идти наискоски, когда можно махнуть прямо?

Дурья твоя голова! -говорит ему Цыганов.- Тут же берег отлогий, а там, вот видишь, гребешок, там, как на берег выскочил- сразу и мертвое пространство. Он тебя из-за гребешка достичь не сможет огнем.

А колы прямо, так швидче,- внимательно выслушав Цыганова, говорит Жмаченко.

В общем, все,- рассердившись и уже официально, на "вы", говорит Цыганов.- Делайте, товарищ Жмаченко, как вам приказано, - и все. А вот, когда село возьмем, будете кашу кушать, тогда ее ложкой из котелка як вам швидче, так и загребайте.

Цыганов заходит к Коняге. Тот лежит, укрывшись за земляной насыпью, насыпанной над глубоким погребом, подвернув ноги и положив рядом с собой автомат.

В дверях погреба, на предпоследней ступеньке, рядом с Конягой сидит старуха, повязанная черным платком. Видимо, у них шел разговор, прерванный появлением Цыганова. Рядом со старухой на земляной ступеньке стоит наполовину пустая крынка с г,:олоком.

Может, молочка попьете? - вместо приветствия обращается старуха к Цыганову.

Попью,- говорит Цыганов и с удовольствием отпивает из крынки несколько больших глотков.- Спасибо, мамаша.

Дай вам бог, на здоровьице.

Что, одни тут остались, мамаша?

Нет, зачем одна. Все в погребе. Только старик корову в лес угнал. Вижу, хлопчик у вас лежит тут,- кивает она на Конягу,- такой тощенький, вот молочка ему и принесла.- Она смотрит на Конягу с сожалением.- Мои двое сынов тоже, кто их знает где, воюют...

Цыганову хочется рассказать ей о Коняге, что этот худой маленький сержант - храбрый солдат и уже которые сутки идет, не жалуясь на боль в распухших ногах, и пять дней назад застрелил двух немцев.

Но вместо этого Цыганов ободряюще похлопывает рукой по плечу Коняги и спрашивает его:

Ну как ноги, а?

И Коняга отвечает, как всегда:

Ничего, подживают, товарищ лейтенант.

В темноте, главное, друг друга не растерять,- говорит ему Цыганов.Ты крайний, ты за Жмаченко и за Денисовым следи. В какую сторону они, туда и ты, чтобы к селу вместе выйти.

А мы уже тут с Денисовым сговорились,- отвечает Коняга,- вот через тот бродик и влево брать будем.

Правильно,- говорит Цыганов,- вот именно, через бродик и влево, это вы правильно.

Ему хочется сказать Коняге что-нибудь твердое, успокоительное, что, мол, ночью будут они в селе и что все будет в порядке, все, наверно, живы будут, разве кого только ранят. Но ничего этого он не говорит. Потому что не знает этого, а врать не хочет.

Цыганов возвращается к себе. Уже почти совсем стемнело, и немцы, боясь темноты, все бросают по косогору мины. Цыганов смотрит на часы.

Если в последний момент не будет какой-нибудь перемены, значит, до атаки осталось всего несколько минут. Но капитан Морозов, командир батальона, перемен не любит. Цыганов знает, что он сам пошел с ротой в обход Загребли, и, должно быть, если на то есть хоть какая-нибудь возможность, сейчас Морозов, утопая в грязи, уже обошел село и даже перетащил туда, как и хотел, батальонные пушки.

Несколько минут... Мысль о предстоящей смертельной опасности овладевает Цыгановым. Он представляет, как они побегут вперед и как будет стрелять по ним немец, особенно вот из тех домов - на самой круче. Он представляет свист и шлепанье пуль и чей-то крик или стон, потому что непременно же будет кто-нибудь ранен в этой атаке.

И неприятный холод страха проходит по его телу. Впервые за день ему кажется, что он озяб, сильно озяб. Он поеживается, расправляет плечи, одергивает на себе шинель и затягивает ремень на одну дырку потуже. И ему кажется, что уже не так холодно и страшно. Он упрямо старается подготовить себя к предстоящей трудной минуте, забыть о мокрой, грязной земле, о свисте пуль, о возможности смерти. Он заставляет себя думать о будущем, но не о близком будущем, а о далеком, о границе, до которой они дойдут, и о том, что будет там, за границей. И, конечно, о том, о чем думает каждый, кто воюет третий год,- о конце войны.

"А через него все равно не перепрыгнешь",- вдруг снова вспоминает Цыганов лежащее прямо перед ним село Загребля.

И от этой мысли ему, только что жаждавшему растянуть оставшиеся до атаки минуты, начинает хотеться сократить их.

За селом, за полтора километра отсюда, разом раздается несколько пушечных выстрелов. Цыганов узнает знакомый голос своих батальонных пушек. Потом вспыхивает пулеметная трескотня, и снова стреляют пушки.

"Все-таки дотащил!" - с восхищением думает о капитане Морозове Цыганов.

Поднявшись во весь рост, закусив зубами свисток, Цыганов громко свистит и бежит вперед, по косогору, вперед, вниз, к броду через безымянный ручей.

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Глава шестая

Было солнечное утро. Полтораста человек, оставшихся от серпилинского полка, шли густыми лесами днепровского левобережья, спеша поскорей удалиться от места переправы. Среди этих ста пятидесяти человек каждый третий был легко ранен. Пятерых тяжелораненых, которых чудом удалось перетащить на левый берег, меняясь, несли на носилках двадцать самых здоровых бойцов, выделенных для этого Серпилиным.

Несли и умирающего Зайчикова. Он то терял сознание, то, очнувшись, смотрел на синее небо, на качавшиеся над головой верхушки сосен и берез. Мысли путались, и ему казалось, что все качается: спины несущих его бойцов, деревья, небо. Он с усилием прислушивался к тишине; ему то чудились в ней звуки боя, то вдруг, придя в себя, он ничего не слышал, и тогда ему казалось, что он оглох, – на самом же деле это просто была настоящая тишина.

В лесу было тихо, только поскрипывали от ветра деревья, да слышались шаги усталых людей, да иногда позвякивали котелки. Тишина казалась странной не только умирающему Зайчикову, но и всем остальным. Они так отвыкли от нее, что она казалась им опасной. Напоминая о кромешном аде переправы, над колонной еще курился парок от обсыхавшего на ходу обмундирования.

Выслав вперед и по сторонам дозоры и оставив Шмакова двигаться с тыловым охранением, Серпилин сам шел в голове колонны. Он с трудом передвигал ноги, но шедшим вслед за ним казалось, что он шагает легко и быстро, уверенной походкой человека, знающего, куда он идет, и готового идти вот так много дней подряд. Эта походка нелегко давалась Серпилину: он был немолод, потрепан жизнью и сильно утомлен последними днями боев, но он знал, что отныне, в окружении, нет ничего неважного и незаметного. Важно и заметно все, важна и заметна и эта походка, которой он идет в голове колонны.

Удивляясь тому, как легко и быстро идет комбриг, Синцов шел следом за ним, перевешивая автомат с левого плеча на правое и обратно: у него болели от усталости спина, шея, плечи, болело все, что могло болеть.

Солнечный июльский лес был чудо как хорош! В нем пахло смолой и нагретым мхом. Солнце, пробиваясь через покачивающиеся ветки деревьев, шевелилось на земле теплыми желтыми пятнами. Среди прошлогодней хвои зеленели кустики земляники с веселыми красными капельками ягод. Бойцы то и дело на ходу нагибались за ними. При всей своей усталости Синцов шел и не уставал замечать красоту леса.

«Живы, – думал он, – все-таки живы!» Серпилин три часа назад приказал ему составить поименный список всех, кто переправился. Он составил список и знал, что в живых осталось сто сорок восемь человек. Из каждых четырех, пошедших ночью на прорыв, трое погибли в бою или утонули, а остался в живых только один – четвертый, и сам он тоже был таким – четвертым.

Идти и идти бы так вот этим лесом и к вечеру, уже не встречаясь с немцами, выйти прямо к своим – вот было бы счастье! А почему бы и не так? Не всюду же немцы, в конце концов, да и наши, возможно, отступили не так уж далеко!

– Товарищ комбриг, как вы думаете, может быть, дойдем сегодня до наших?

– Когда дойдем, не знаю, – полуобернулся на ходу Серпилин, – знаю, что когда-нибудь дойдем. Пока спасибо и на этом!

Он начал серьезно, а кончил с угрюмой иронией. Мысли его были прямо противоположны мыслям Синцова. Судя по карте, сплошным лесом, минуя дороги, можно было идти самое большее еще двадцать километров, и он рассчитывал пройти их до вечера. Двигаясь дальше на восток, нужно было не там, так тут пересечь шоссе, а значит, встретиться с немцами. Опять углубиться без встречи с ними в зеленевшие на карте по ту сторону шоссе лесные массивы было бы слишком удивительной удачей. Серпилин не верил в нее, а это значило, что ночью при выходе на шоссе придется снова вести бой. И он шел и думал об этом будущем бое среди тишины и зелени леса, приведших Синцова в такое блаженное и доверчивое состояние.

– Где комбриг? Товарищ комбриг! – увидев Серпилина, весело прокричал подбежавший к нему красноармеец из головного дозора. – Меня лейтенант Хорышев прислал! Наших встретили, из Пятьсот двадцать седьмого!

– Смотри-ка! – радостно отозвался Серпилин. – Где же они?

– А вон, вон! – красноармеец ткнул пальцем вперед, туда, где в зарослях показались фигуры шедших навстречу военных.

Забыв об усталости, Серпилин прибавил шагу.

Люди из 527-го полка шли во главе с двумя командирами – капитаном и младшим лейтенантом. Все они были в обмундировании и с оружием. Двое несли даже ручные пулеметы.

– Здравствуйте, товарищ комбриг! – останавливаясь, молодцевато сказал курчавый капитан в сдвинутой набок пилотке.

Серпилин вспомнил, что видел его как-то в штабе дивизии, – если не изменяла память, это был уполномоченный Особого отдела.

– Здравствуй, дорогой! – сказал Серпилин. – С прибытием в дивизию, тебя за всех! – И он, обняв, крепко поцеловал его.

– Вот явились, товарищ комбриг, – сказал капитан, растроганный этой не положенной по уставу лаской. – Говорят, командир дивизии с вами здесь.

– Здесь, – сказал Серпилин, – вынесли командира дивизии, только… – Он, не договорив, перебил себя: – Сейчас пойдем к нему.

Колонна остановилась, все радостно смотрели на вновь прибывших. Их было не много, но всем казалось, что это лишь начало.

– Продолжайте движение, – сказал Серпилин Синцову. – До положенного привала, – он посмотрел на свои большие ручные часы, – еще двадцать минут.

– Опустите, – тихо сказал Серпилин бойцам, несшим Зайчикова.

Бойцы опустили носилки на землю. Зайчиков лежал неподвижно, закрыв глаза. Радостное выражение исчезло с лица капитана. Хорышев сразу при встрече сказал ему, что командир дивизии ранен, но вид Зайчикова поразил его. Лицо командира дивизии, которое он помнил толстым и загорелым, сейчас было худым и мертвенно-бледным. Нос заострился, как у покойника, а на бескровной нижней губе виднелись черные отпечатки зубов. Поверх шинели лежала белая, слабая, неживая рука. Комдив умирал, и капитан понял это сразу, как только его увидел.

– Николай Петрович, а Николай Петрович, – с трудом согнув ноющие от усталости ноги и став на одно колено рядом с носилками, тихо позвал Серпилин.

Зайчиков сначала пошарил по шинели рукой, потом закусил губу и только после этого открыл глаза.

– Наших встретили, из Пятьсот двадцать седьмого!

– Товарищ командир дивизии, уполномоченный Особого отдела Сытин явился в ваше распоряжение! Привел с собою подразделение в составе девятнадцати человек.

Зайчиков молча посмотрел снизу вверх и сделал короткое, слабое движение лежавшими на шинели белыми пальцами.

– Опуститесь пониже, – сказал Серпилин капитану. – Зовет.

Тогда уполномоченный, так же как и Серпилин, встал на одно колено, и Зайчиков, опустив прикушенную губу, шепотом сказал ему что-то, что тот не сразу расслышал. Поняв по его глазам, что он не расслышал, Зайчиков с усилием еще раз повторил сказанное.

– Комбриг Серпилин принял дивизию, – прошептал он, – рапортуйте ему.

– Разрешите доложить, – так и не вставая с колена, но обращаясь теперь уже одновременно и к Зайчикову и к Серпилину, сказал уполномоченный, – вынесли с собой знамя дивизии.

Одна щека Зайчикова слабо дрогнула. Он хотел улыбнуться, но ему не удалось.

– Где оно? – шевельнул он губами. Шепота не было слышно, но глаза попросили: «Покажите!» – и все это поняли.

– Старшина Ковальчук вынес на себе, – сказал уполномоченный. – Ковальчук, достаньте знамя.

Но Ковальчук уже и без того, не дожидаясь, расстегнул ремень и, уронив его на землю и задрав гимнастерку, разматывал обмотанное вокруг тела полотнище знамени. Размотав, он прихватил его за края и растянул так, чтобы командир дивизии видел все знамя – измятое, пропитанное солдатским потом, но спасенное, с хорошо знакомыми, вышитыми золотом по красному шелку словами: «176-я Краснознаменная Стрелковая дивизия Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Глядя на знамя, Зайчиков заплакал. Он плакал так, как может плакать обессиленный и умирающий человек, – тихо, не двигая ни одним мускулом лица; слеза за слезой медленно катилась из обоих его глаз, а рослый Ковальчук, державший знамя в громадных, крепких руках и глядевший поверх этого знамени в лицо лежавшему на земле и плакавшему командиру дивизии, тоже заплакал, как может плакать здоровый, могучий, потрясенный случившимся мужчина, – горло его судорожно сжималось от подступавших слез, а плечи и большие руки, державшие знамя, ходуном ходили от рыданий. Зайчиков закрыл глаза, тело его дрогнуло, и Серпилин испуганно схватил его за руку. Нет, он не умер, в запястье продолжал биться слабый пульс, – он просто уже в который раз за утро потерял сознание.

– Поднимите носилки и идите, – тихо сказал Серпилин бойцам, которые, повернувшись к Зайчикову, молча смотрели на него.

Бойцы взялись за ручки носилок и, плавно подняв их, понесли.

– Знамя возьмите обратно на себя, – обратился Серпилин к Ковальчуку, продолжавшему стоять со знаменем в руках, – раз вынесли, несите и дальше.

Ковальчук бережно сложил знамя, обмотал вокруг тела, опустил гимнастерку, поднял с земли ремень и перепоясался.

– Товарищ младший лейтенант, пристраивайтесь с бойцами в хвост колонны, – сказал Серпилин лейтенанту, который тоже за минуту до этого плакал, а сейчас смущенно стоял рядом.

Когда хвост колонны прошел мимо, Серпилин придержал уполномоченного за руку и, оставив между собой и последними шедшими в колонне бойцами интервал в десять шагов, пошел рядом с уполномоченным.

– Теперь докладывайте, что знаете и что видели.

Уполномоченный стал рассказывать о последнем ночном бое. Когда начальник штаба дивизии Юшкевич и командир 527-го полка Ершов решили ночью прорываться на восток, бой был тяжелым; прорывались двумя группами с намерением потом соединиться, но не соединились. Юшкевич погиб на глазах уполномоченного, напоровшись на немецких автоматчиков, а жив ли Ершов, командовавший другой группой, и куда он вышел, если жив, уполномоченный не знал. К утру он сам пробился и вышел в лес с двенадцатью человеками, потом встретил еще шестерых во главе с младшим лейтенантом. Это было все, что он знал.

– Молодец, уполномоченный, – сказал Серпилин. – Знамя дивизии вынесли. Кто позаботился, ты?

– Молодец, – повторил Серпилин. – Командира дивизии перед смертью порадовал!

– Умрет? – спросил уполномоченный.

– А ты разве не видишь? – спросил, в свою очередь, Серпилин. – Потому и принял от него команду. Прибавь шагу, пойдем догоним голову колонны. Можешь шагу прибавить или силенок нет?

– Могу, – улыбнулся уполномоченный. – Я молодой.

– Какого года?

– С шестнадцатого.

– Двадцать пять лет, – присвистнул Серпилин. – Быстро вашему брату звания отваливают!

В полдень, едва колонна успела расположиться на первый большой привал, произошла еще одна обрадовавшая Серпилина встреча. Все тот же шедший в головном дозоре глазастый Хорышев заметил расположившуюся в густом кустарнике группу людей. Шестеро спали вповалку, а двое – боец с немецким автоматом и женщина-военврач, сидевшая в кустах с наганом на коленях, – сторожили спящих, но сторожили плохо. Хорышев созорничал – вылез из кустов прямо перед ними, крикнул: «Руки вверх!» – и чуть не получил за это очередь из автомата. Оказалось, что эти люди тоже из их дивизии, из тыловых частей. Один из спавших был техник-интендант, начальник продсклада, он вывел всю группу, состоявшую из него, шести кладовщиков и ездовых и женщины-врача, случайно заночевавшей в соседней избе.

Когда их всех привели к Серпилину, техник-интендант, немолодой, лысый, уже в дни войны мобилизованный человек, рассказал, как еще три ночи назад в деревню, где они стояли, ворвались немецкие танки с десантом на броне. Он со своими людьми выбрался задами на огороды; винтовки были не у всех, но сдаваться немцам не хотелось. Он, сам сибиряк, в прошлом красный партизан, взялся вывести людей лесами к своим.

– Вот и вывел, – сказал он, – правда, не всех – одиннадцать человек потерял: на немецкий дозор нарвались. Однако четырех немцев убили и оружие взяли. Она одного немца из нагана стрельнула, – кивнул техник-интендант на врачиху.

Врачиха была молоденькая и такая крохотная, что казалась совсем девочкой. Серпилин и стоявший рядом с ним Синцов, да и все, кто был кругом, смотрели на нее с удивлением и нежностью. Их удивление и нежность еще усилились, когда она, жуя горбушку хлеба, стала в ответ на расспросы рассказывать о себе.

Обо всем происшедшем с ней она говорила как о цепи вещей, каждую из которых ей было совершенно необходимо сделать. Она рассказала, как окончила зубоврачебный институт, а потом стали брать комсомолок в армию, и она, конечно, пошла; а потом выяснилось, что во время войны никто не лечит у нее зубы, и тогда она из зубного врача стала медсестрою, потому что нельзя же было ничего не делать! Когда при бомбежке убило врача, она стала врачом, потому что надо было его заменить; и сама поехала в тыл за медикаментами, потому что необходимо было их достать для полка. Когда же в деревню, где она заночевала, ворвались немцы, она, конечно, ушла оттуда вместе со всеми, потому что не оставаться же ей с немцами. А потом, когда они встретились с немецким дозором и началась перестрелка, впереди ранило одного бойца, он сильно стонал, и она поползла перевязать его, и вдруг прямо перед ней выскочил большой немец, и она вытащила наган и убила его. Наган был такой тяжелый, что ей пришлось стрелять, держа его двумя руками.

Она рассказала все это быстро, детской скороговоркой, потом, доев горбушку, села на пенек и начала рыться в санитарной сумке. Сначала она вытащила оттуда несколько индивидуальных пакетов, а потом маленькую черную лакированную дамскую сумочку. Синцов с высоты своего роста увидел, что у нее в этой сумочке лежали пудреница и черная от пыли помада. Запихнув поглубже пудреницу и помаду, чтобы их никто не увидел, она вытащила зеркальце и, сняв пилотку, стала расчесывать свои детские, мягкие, как пух, волосы.

– Вот это женщина! – сказал Серпилин, когда маленькая врачиха, расчесав волосы и поглядев на окружавших ее мужчин, как-то незаметно отошла и исчезла в лесу. – Вот это женщина! – повторил он, хлопнув по плечу догнавшего колонну и подсевшего к нему на привале Шмакова. – Это я понимаю! При такой и трусить-то совестно! – Он широко улыбнулся, блеснув своими стальными зубами, откинулся на спину, закрыл глаза и в ту же секунду уснул.

Синцов, проехав спиной по стволу сосны, опустился на корточки, поглядел на Серпилина и сладко зевнул.

– А вы женаты? – спросил у него Шмаков.

Синцов кивнул и, отгоняя от себя сон, попробовал представить, как бы все вышло, если б Маша тогда, в Москве, настояла на своем желании ехать вместе с ним на войну и это удалось бы им… Вот они вылезли бы вместе с ней из поезда в Борисове… И что дальше? Да, это трудно было себе представить… И все-таки в глубине души он знал, что в тот горький день их прощания была права она, а не он.

Сила злобы, которую он после всего пережитого испытывал к немцам, стерла многие границы, раньше существовавшие в его сознании; для него уже не существовало мыслей о будущем без мысли о том, что фашисты должны быть уничтожены. И почему же, собственно, Маша не могла чувствовать то же, что он? Почему он хотел отнять у нее то право, которое никому не даст отнять у себя, то право, которое попробуй отними у этой вот маленькой докторши!

– А дети есть или нет? – прервал его мысли Шмаков.

Синцов, все время, весь этот месяц, при каждом воспоминании упорно убеждавший себя, что все в порядке, что дочь уже давно в Москве, коротко объяснил, что произошло с его семьей. На самом деле чем насильственней убеждал он себя, что все хорошо, тем слабее верил в это.

Шмаков посмотрел на его лицо и понял, что лучше было не задавать этого вопроса.

– Ладно, спите, – привал короткий, и первого сна доглядеть не успеете!

«Какой уж теперь сон!» – сердито подумал Синцов, но, с минуту посидев с открытыми глазами, клюнул носом в колени, вздрогнул, снова открыл глаза, хотел что-то сказать Шмакову и вместо этого, уронив голову на грудь, заснул мертвым сном.

Шмаков с завистью посмотрел на него и, сняв очки, стал тереть глаза большим и указательным пальцами: глаза болели от бессонницы, казалось, дневной свет колет их даже через зажмуренные веки, а сон не шел и не шел.

За последние трое суток Шмаков увидел столько мертвых ровесников своего убитого сына, что отцовская скорбь, силою воли загнанная в самые недра души, вышла из этих недр наружу и разрослась в чувство, которое относилось уже не только к сыну, а и к тем другим, погибшим на его глазах, и даже к тем, чьей гибели он не видел, а только знал о ней. Это чувство все росло и росло и наконец стало таким большим, что из скорби превратилось в гнев. И этот гнев душил сейчас Шмакова. Он сидел и думал о фашистах, которые повсюду, на всех дорогах войны, насмерть вытаптывали сейчас тысячи и тысячи таких же ровесников Октября, как его сын, – одного за другим, жизнь за жизнью. Сейчас он ненавидел этих немцев так, как когда-то ненавидел белых. Большей меры ненависти он не знал, и, наверное, ее и не было в природе.

Еще вчера ему нужно было усилие над собой, чтобы отдать приказ расстрелять немецкого летчика. Но сегодня, после душераздирающих сцен переправы, когда фашисты, как мясники, рубили из автоматов воду вокруг голов тонущих, израненных, но все еще не добитых людей, в его душе перевернулось что-то, до этой последней минуты все еще не желавшее окончательно переворачиваться, и он дал себе необдуманную клятву впредь не щадить этих убийц нигде, ни при каких обстоятельствах, ни на войне, ни после войны – никогда!

Должно быть, сейчас, когда он думал об этом, на его обычно спокойном лице доброго от природы, немолодого интеллигентного человека появилось выражение настолько необычное, что он вдруг услышал голос Серпилина:

– Сергей Николаевич! Что с тобой? Случилось что?

Серпилин лежал на траве и, широко открыв глаза, смотрел на него.

– Ровно ничего. – Шмаков надел очки, и лицо его приняло обычное выражение.

– А если ничего, тогда скажи, который час: не пора ли? А то лень зря конечностями шевелить, – усмехнулся Серпилин.

Шмаков посмотрел на часы и сказал, что до конца привала осталось семь минут.

– Тогда еще сплю. – Серпилин закрыл глаза.

После часового отдыха, который Серпилин, несмотря на усталость людей, не позволил затянуть ни на минуту, двинулись дальше, постепенно сворачивая на юго-восток.

До вечернего привала к отряду присоединилось еще три десятка бродивших по лесу людей. Из их дивизии больше никого не попалось. Все тридцать человек, встреченные после первого привала, были из соседней дивизии, стоявшей южней по левому берегу Днепра. Все это были люди из разных полков, батальонов и тыловых частей, и хотя среди них оказались три лейтенанта и один старший политрук, никто не имел представления ни где штаб дивизии, ни даже в каком направлении он отходил. Однако по отрывочным и часто противоречивым рассказам все-таки можно было представить общую картину катастрофы.

Судя по названию мест, из которых шли окруженцы, к моменту немецкого прорыва дивизия была растянута в цепочку почти на тридцать километров по фронту. Вдобавок она не успела или не сумела как следует укрепиться. Немцы бомбили ее двадцать часов подряд, а потом, выбросив в тылы дивизии несколько десантов и нарушив управление и связь, одновременно под прикрытием авиации сразу в трех местах начали переправу через Днепр. Части дивизии были смяты, местами побежали, местами ожесточенно дрались, но это уже не могло изменить общего хода дела.

Люди из этой дивизии шли небольшими группами, по двое и по трое. Одни были с оружием, другие без оружия. Серпилин, поговорив с ними, всех поставил в строй, перемешав с собственными бойцами. Невооруженных он поставил в строй без оружия, сказав, что придется самим добыть его в бою, оно для них не запасено.

Серпилин разговаривал с людьми круто, но не обидно. Только старшему политруку, оправдывавшемуся тем, что он шел хотя и без оружия, но в полном обмундировании и с партбилетом в кармане, Серпилин желчно возразил, что коммунисту на фронте надо хранить оружие наравне с партбилетом.

– Мы не на Голгофу идем, товарищ дорогой, – сказал Серпилин, – а воюем. Если вам легче, чтобы фашисты вас к стенке поставили, чем своей рукой комиссарские звезды срывать, – это значит, что у вас совесть есть. Но нам одного этого мало. Мы не встать к стенке хотим, а фашистов к стенке поставить. А без оружия этого не совершишь. Так-то вот! Идите в строй, и ожидаю, что вы будете первым, кто приобретет себе оружие в бою.

Когда смущенный старший политрук отошел на несколько шагов, Серпилин окликнул его и, отцепив одну из двух висевших у пояса гранат-лимонок, протянул на ладони.

– Для начала возьмите!

Синцов, в качестве адъютанта записывавший в блокнот фамилии, звания и номера частей, молча радовался тому запасу терпения и спокойствия, с которым Серпилин говорил с людьми.

Нельзя проникнуть в душу человека, но Синцову за эти дни не раз казалось, что сам Серпилин не испытывает страха смерти. Наверное, это было не так, но выглядело так.

В то же время Серпилин не делал виду, что не понимает, как это люди боятся, как это они могли побежать, растеряться, бросить оружие. Наоборот, он давал почувствовать им, что понимает это, но в то же время настойчиво вселял в них мысль, что испытанный ими страх и пережитое поражение – все это в прошлом. Что так было, но так больше не будет, что они потеряли оружие, но могут приобрести его вновь. Наверное, поэтому люди не отходили от Серпилина подавленными, даже когда он говорил с ними круто. Он справедливо не снимал с них вины, но и не переваливал всю вину только на их плечи. Люди чувствовали это и хотели доказать, что он прав.

Перед вечерним привалом произошла еще одна встреча, непохожая на все другие. Из двигавшегося по самой чащобе леса бокового дозора пришел сержант, приведя с собой двух вооруженных людей. Один из них был низкорослый красноармеец, в потертой кожаной куртке поверх гимнастерки и с винтовкой на плече. Другой – высокий, красивый человек лет сорока, с орлиным носом и видневшейся из-под пилотки благородной сединой, придававшей значительность его моложавому, чистому, без морщин лицу; на нем были хорошие галифе и хромовые сапоги, на плече висел новенький ППШ, с круглым диском, но пилотка на голове была грязная, засаленная, и такой же грязной и засаленной была нескладно сидевшая на нем красноармейская гимнастерка, не сходившаяся на шее и короткая в рукавах.

– Товарищ комбриг, – подходя к Серпилину вместе с этими двумя людьми, косясь на них и держа наготове винтовку, сказал сержант, – разрешите доложить? Привел задержанных. Задержал и привел под конвоем, потому что не объясняют себя, а также по их виду. Разоружать не стали, потому что отказались, а мы не хотели без необходимости открывать в лесу огонь.

– Заместитель начальника оперативного отдела штаба армии полковник Баранов, – отрывисто, бросив руку к пилотке и вытянувшись перед Серпилиным и стоявшим рядом с ним Шмаковым, сердито, с ноткой обиды сказал человек с автоматом.

– Извиняемся, – услышав это и, в свою очередь, прикладывая руку к пилотке, сказал приведший задержанных сержант.

– А чего вы извиняетесь? – повернулся к нему Серпилин. – Правильно сделали, что задержали, и правильно, что привели ко мне. Так действуйте и в дальнейшем. Можете идти. Попрошу ваши документы, – отпустив сержанта, повернулся он к задержанному, не называя его по званию.

Губы у того дрогнули, и он растерянно улыбнулся. Синцову показалось, что этот человек, наверное, был знаком с Серпилиным, но только сейчас узнал его и поражен встречей.

Так оно и было. Человек, назвавший себя полковником Барановым и действительно носивший эту фамилию и звание и состоявший в той должности, которую он назвал, когда его подвели к Серпилину, был так далек от мысли, что перед ним здесь, в лесу, в военной форме, окруженный другими командирами, может оказаться именно Серпилин, что в первую минуту лишь отметил про себя, что высокий комбриг с немецким автоматом на плече очень напоминает ему кого-то.

– Серпилин! – воскликнул он, разведя руками, и трудно было понять, то ли это жест крайнего изумления, то ли он хочет обнять Серпилина.

– Да, я комбриг Серпилин, – неожиданно сухим, жестяным голосом сказал Серпилин, – командир вверенной мне дивизии, а вот кто вы, пока не вижу. Ваши документы!

– Серпилин, я Баранов, ты что, с ума сошел?

– В третий раз прошу вас предъявить документы, – сказал Серпилин все тем же жестяным голосом.

– У меня нет документов, – после долгой паузы сказал Баранов.

– Как так нет документов?

– Так вышло, я случайно потерял… Оставил в той гимнастерке, когда менял вот на эту… красноармейскую. – Баранов задвигал пальцами по своей засаленной, не по росту тесной гимнастерке.

– Оставили документы в той гимнастерке? А полковничьи знаки различия у вас тоже на той гимнастерке?

– Да, – вздохнул Баранов.

– А почему же я должен вам верить, что вы заместитель начальника оперативного отдела армии полковник Баранов?

– Но ты же меня знаешь, мы же с тобой вместе в академии служили! – уже совсем потерянно пробормотал Баранов.

– Предположим, что так, – нисколько не смягчаясь, все с той же непривычной для Синцова жестяной жесткостью сказал Серпилин, – но если бы вы встретили не меня, кто бы мог подтвердить вашу личность, звание и должность?

– Вот он, – показал Баранов на стоявшего рядом с ним красноармейца в кожаной куртке. – Это мой водитель.

– А у вас есть документы, товарищ боец? – не глядя на Баранова, повернулся Серпилин к красноармейцу.

– Есть… – красноармеец на секунду запнулся, не сразу решив, как обратиться к Серпилину, – есть, товарищ генерал! – Он распахнул кожанку, вынул из кармана гимнастерки обернутую в тряпицу красноармейскую книжку и протянул ее.

– Так, – вслух прочел Серпилин. – «Красноармеец Золотарев Петр Ильич, воинская часть 2214». Ясно. – И он отдал красноармейцу книжку. – Скажите, товарищ Золотарев, вы можете подтвердить личность, звание и должность этого человека, вместе с которым вас задержали? – И он, по-прежнему не поворачиваясь к Баранову, показал на него пальцем.

– Так точно, товарищ генерал, это действительно полковник Баранов, я его водитель.

– Значит, вы удостоверяете, что это ваш командир?

– Так точно, товарищ генерал.

– Брось издеваться, Серпилин! – нервно крикнул Баранов.

Но Серпилин даже и глазом не повел в его сторону.

– Хорошо, что хоть вы можете удостоверить личность вашего командира, а то, не ровен час, могли бы и расстрелять его. Документов нет, знаков различия нет, гимнастерка с чужого плеча, сапоги и бриджи комсоставские… – Голос Серпилина с каждой фразой становился все жестче и жестче. – При каких обстоятельствах оказались здесь? – спросил он после паузы.

– Сейчас я тебе все расскажу… – начал было Баранов.

Но Серпилин, на этот раз полуобернувшись, прервал его:

– Пока я не вас спрашиваю. Говорите… – снова повернулся он к красноармейцу.

Красноармеец, сначала запинаясь, а потом все уверенней, стремясь ничего не забыть, начал рассказывать, как они три дня назад, приехав из армии, заночевали в штабе дивизии, как утром полковник ушел в штаб, а кругом сразу началась бомбежка, как вскоре один приехавший из тыла шофер сказал, что там высадился немецкий десант, и он, услышав это, на всякий случай вывел машину. А еще через час прибежал полковник, похвалил его, что машина стоит уже наготове, вскочил в нее и приказал скорей гнать назад, в Чаусы. Когда они выехали на шоссе, впереди была уже сильная стрельба и дым, они свернули на проселок, поехали по нему, но опять услышали стрельбу и увидели на перекрестке немецкие танки. Тогда они свернули на глухую лесную дорогу, с нее съехали прямо в лес, и полковник приказал остановить машину.

Рассказывая все это, красноармеец иногда искоса взглядывал на своего полковника, как бы ища у того подтверждения, а тот стоял молча, низко опустив голову. Для него начиналось самое тяжкое, и он понимал это.

– Приказал остановить машину, – повторил последние слова красноармейца Серпилин, – и что дальше?

– Потом товарищ полковник приказал мне вынуть из-под сиденья мою старую гимнастерку и пилотку, я как раз недавно получил новое обмундирование, а старую гимнастерку и пилотку при себе оставил – на всякий случай, если под машиной лежать. Товарищ полковник снял свою гимнастерку и фуражку и надел мою пилотку и гимнастерку, сказал, что придется теперь пешком выходить из окружения, и велел мне облить машину бензином и поджечь. Но только я, – шофер запнулся, – но только я, товарищ генерал, не знал, что товарищ полковник забыл там документы, в своей гимнастерке, я бы, конечно, напомнил, если б знал, а то так все вместе с машиной и зажег.

Он чувствовал себя виноватым.

– Вы слышите? – Серпилин повернулся к Баранову. – Ваш боец сожалеет, что не напомнил вам о ваших документах. – В голосе его прозвучала насмешка. – Интересно, что произошло бы, если б он вам о них напомнил? – Он снова повернулся к шоферу: – Что было дальше?

– Благодарю вас, товарищ Золотарев, – сказал Серпилин. – Занеси его в списки, Синцов. Догоняйте колонну и становитесь в строй. Довольствие получите на привале.

Шофер было двинулся, потом остановился и вопросительно посмотрел на своего полковника, но тот по-прежнему стоял, опустив глаза в землю.

– Идите! – повелительно сказал Серпилин. – Вы свободны.

Шофер ушел. Наступила тяжелая тишина.

– Зачем вам понадобилось при мне спрашивать его? Могли бы спросить меня, не компрометируя перед красноармейцем.

– А я спросил его потому, что больше доверяю рассказу бойца с красноармейской книжкой, чем рассказу переодетого полковника без знаков различия и документов, – сказал Серпилин. – Теперь мне, по крайней мере, ясна картина. Приехали в дивизию проследить за выполнением приказов командующего армией. Так или не так?

– Так, – упрямо глядя в землю, сказал Баранов.

– А вместо этого удрали при первой опасности! Все бросили и удрали. Так или не так?

– Не совсем.

– Не совсем? А как?

Но Баранов молчал. Как ни сильно чувствовал он себя оскорбленным, возражать было нечего.

– Скомпрометировал я его перед красноармейцем! Ты слышишь, Шмаков? – повернулся Серпилин к Шмакову. – Смеху подобно! Он струсил, снял с себя при красноармейце командирскую гимнастерку, бросил документы, а я его, оказывается, скомпрометировал. Не я вас скомпрометировал перед красноармейцем, а вы своим позорным поведением скомпрометировали перед красноармейцем командный состав армии. Если мне не изменяет память, вы были членом партии. Что, партийный билет тоже сожгли?

Константин Симонов (1915–1979)

Вспоминаю, как меня на концерте отвел в сторону поэт Константин Симонов. (Я исполнял песню Матвея Блантера на его стихи «Песенка военных корреспондентов» - «От Москвы до Бреста нет такого места».) Отвел и говорит: «Иосиф, кто Вас учил петь неправильно мои стихи?»

Да что Вы, Константин Михайлович! Как неправильно? Я все - по клавиру…

Нет. У меня не так. То, что Вы поете (Симонов сильно картавил), придумали перестраховщики. Я так не писал. Вот Вы поете: «Без глотка, товарищ, песню не заваришь. Так давай по маленькой хлебнем…» А у меня в стихах: «Без ста грамм, товарищ, песню не заваришь…» Или Вы поете: «От ветров и стужи петь мы стали хуже…»

Я говорю: «Ну?!»

А у меня, - говорит Симонов, - «От ветров и водки хрипли наши глотки». Так что, пожалуйста, если Вы хотите петь стихи Симонова, пойте мои стихи, а не то, что Вам эта конъюнктурная редактура направит!

С тех пор я стал петь, как сказал поэт. Поэтому моя «Песенка военных корреспондентов» так отличается от других ее исполнителей.

Из книги Воспоминания об Илье Ильфе и Евгении Петрове автора Раскин А

КОНСТАНТИН СИМОНОВ ВОЕННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ Это не статья и не воспоминания, - это просто несколько страниц из дневника, касающихся чудесного товарища и попутчика на фронтовых дорогах, человека, потерю которого я (наверное, как и многие другие) все еще не могу себе

Из книги Воспоминания об Илье Эренбурге автора Эренбург Илья Григорьевич

Константин Симонов Он был бойцом… 1Илья Григорьевич Эренбург по-разному входил в жизнь разных людей. В мою жизнь он вошел вместе с Испанией, вместе с первыми корреспонденциями оттуда, из Мадрида. Вошел вместе с Кольцовым, вместе с печатавшимися в газетах первыми списками

Из книги Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев автора Раззаков Федор

СИМОНОВ КОНСТАНТИН СИМОНОВ КОНСТАНТИН (писатель: «Живые и мертвые», «Записки Лопатина», «Глазами человека моего поколения» и др.; сценарист: «Парень из нашего города» (1942), «Во имя Родины», «Жди меня» (оба – 1943), «Дни и ночи» (1945), «Нормандия-Неман» (1960), «Живые и мертвые» (1964),

Из книги Лиля Брик. Жизнь автора Катанян Василий Васильевич

Константин Симонов Из календаря от 2 декабря 1963 года: «В 4 часа заедет с письмом от Эльзы Константин Симонов».С Константином Симоновым у Лили Брик на протяжении тридцати с лишним лет отношения были полярные. Как молодого поэта она его не ценила, он не был в когорте Глазкова

Из книги Сборник воспоминаний об И.Ильфе и Е.Петрове автора Ардов Виктор Ефимович

Константин Симонов

Из книги Знаменитые Стрельцы автора Раззаков Федор

Константин СИМОНОВ К. Симонов (детское имя – Кирилл) родился в Петрограде 28 ноября 1915 года (Стрелец-Кот). Читаем в гороскопе:«Деревянный Кот (его год длился с 14 февраля 1915 по 2 февраля 1916 года; повторяется каждые 60 лет) легок в общении, дружелюбен, быстро адаптируется в любой

Из книги Память, согревающая сердца автора Раззаков Федор

СИМОНОВ Константин СИМОНОВ Константин (писатель: «Живые и мертвые», «Записки Лопатина», «Глазами человека моего поколения» и др.; сценарист: «Парень из нашего города» (1942), «Во имя Родины», «Жди меня» (оба – 1943), «Дни и ночи» (1945), «Нормандия – Неман» (1960), «Живые и мертвые»

Из книги Свет погасших звезд. Люди, которые всегда с нами автора Раззаков Федор

28 августа – Константин СИМОНОВ В советские годы этого писателя числили по разряду классиков. Официальная биография этого человека выглядела довольно гладкой, хотя на самом деле в ней было множество моментов, некоторые из них могли поставить крест не только на видимом

Из книги Вблизи сильных мира сего автора Ерёменко Владимир Николаевич

6. Константин Симонов Весной семьдесят седьмого мне пришлось лежать в одной клинике с Константином Михайловичем Симоновым. До этого я уже был знаком с ним, но так, шапочно, по роду службы. А тут целый месяц в одной больнице, за высоченным забором Четвёртого медицинского

Из книги Короткие встречи с великими автора Федосюк Юрий Александрович

Константин Симонов К.М. Симонов То ли в 1936, то ли в 1937 году в Зелёном театре Центрального парка культуры и отдыха состоялся большой вечер поэзии. Наши знакомые – отец с юной дочерью, оба страстные поклонники поэзии, побывали на нём. В своих рассказах они особенно выделяли

Из книги Из воспоминаний автора Медведев Рой Александрович

Рой Медведев Из воспоминаний о писателях. Константин Симонов Константин Михайлович Симонов был первым писателем, с которым я познакомился, после того как решил заняться не только педагогикой, но и историей, причем историей становления сталинизма и культа личности

Из книги Неподдающиеся автора Прут Иосиф Леонидович

Константин Симонов, Евгений Долматовский и Михаил Светлов Симонов и Долматовский - это люди, близкие мне по профессии и по духу.5 июля 1995 года в Доме Ханжонкова - бывшем кинотеатре «Москва» - проходил вечер памяти Константина Симонова и Евгения Долматовского. Оба они

Из книги Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью автора Прокофьева Елена Владимировна

Валентина Серова и Константин Симонов

Из книги О Сталине без истерик автора Медведев Феликс Николаевич

Глава 16. Поэт Константин Симонов: «Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?..» В моей поэтической библиотеке сохранился сборник Константина Симонова «Стихотворения. 1936–1942», вышедший в 1942 году в ОГИЗе.В этой книжечке есть стихи, которые, по понятным причинам, не включались им в

Из книги Без грима. Воспоминания автора Райкин Аркадий Исаакович

Константин Симонов «Все написанное мною в прозе связано с Великой Отечественной войной и предшествовавшими ей военными событиями на Дальнем Востоке.Это же, впрочем, относится и к большинству моих стихов и пьес.Хорошо это или плохо, но очевидно, что я до сих пор был и

Из книги Наедине с осенью (сборник) автора Паустовский Константин Георгиевич

Константин Симонов Этой осенью ко мне в деревенский запущенный сад пришел поэт Константин Симонов. Был поздний вечер.Симонов только что написал в тесной избе за хромоногим столом стихи о Суворове. Он читал их при свете тусклого фонаря. Далеко в лугах кричали коростели, и